Про любовь, ментов и врагов

– Обязательно, – коротко ответил Акопян и откликнулся на стук в дверь, – войдите!

Вошла раскрашенная, как на детских рисунках, юная секретарша, осторожно поставила перед Акопяном и Шварцем кофе в больших чашках, и Шварц прикинул:

– Племянница или более того? Да вряд ли.

– Дочка нашего зама, – тонко улыбнулся Акопян после ухода секретарши, и Шварц пожалел, что не съездил в прошлом году на курсы в Москву, где, говорят, был спецкурс по интегральной психологии, которая вроде здорово усиливает профессиональную проницательность. У Акопяна она – будь здоров! Проходил, что ли?

– Джемма жила на квартире Анаид Мардукян…

– Она же – Ида, – поднял палец Акопян.

– Ну да, а еще Ано, Анаида, но это еще не преступление, – пожал плечами Шварц. – Дальше. Факт проживания Джеммы в её квартире даже оправдывает их контакты. Меня насторожило другое. Во-первых, автомобиль, в котором она подъехала к месту суицида. Оформлен на нее, но фактический покупатель – та же Ано, к тому же Джемму никто из соседей или сотрудников никогда за рулем не видел. В деревню свою приезжала на маршрутке, хотя могла бы похвастать собственным автомобилем, да? А второй факт – крест. Большой крест с самоцветом или стекляшкой в центре, с которым она никогда не расставалась. Так вот его-то на месте события не оказалось. Хотя прибывшие на место полицейские утверждают, что к трупу никто до них не прикасался. – Перед глазами Шварца снова всплыла фотография обезображенного падением трупа, и рука потянулась за новой сигаретой. – Обыск брошенной ею машины тоже не дал результатов. Уж не фотокамера ли?

– Ано допрашивали? – спросил Акопян, вертя по столу салфетку.

– Да нет, я думал, лучше нам с вами сперва всё обмозговать, а уж потом её трогать, – не нравится мне она…

– Вот и правильно, – обрадовался Акопян, – вот и правильно. Зато ты мне нравишься, Шварц, с твоей профессиональной интуицией. Давай, когда закончим эту эпопею, переходи к нам в в Агентство Национальной Безопасности?

«Вот еще! – подумал Шварц, – еще не хватало – перекидываться к «соседям»! А Дядя Вова? А ребята? И чем здесь заниматься? Сидеть за новеньким компьютером и ждать, пока работяги из полиции принесут мне на блюдечке готовые факты?»

– Да ты не мрачней так, Шварц, – засмеялся Акопян, – это так, информация к размышлению. Ну, какой еще интересный бан-ман[145] есть у тебя об этой Ано?

– Весной девяноста второго она бежала от родителей в Ереван вместе с односельчанином Андраником Сакунцем. В январе следующего года родила мальчика. В роддоме оформлен выкидыш, однако отбывавший следственный период в Нубарашене[146] Сакунц рассказал сокамерникам, что мальчик был передан в бездетную семью через сотрудников роддома за тысячу долларов…

– По какой статье сидел? – прищурился Акопян.

– Воровство. Три доказанных эпизода.

– Ну а как же, – вздохнул Акопян, – обычная дорога… Давно сидит?

– В документах колонии зафиксировано, что этот Сакунц вышел условно-досрочно шестого февраля девяноста восьмого, однако в родную деревню не вернулся, на учет не стал. Мы подняли документы неопознанных жмуриков за февраль того же года и наткнулись на фотографии обезображенного грызунами тела, соответствующего ему по росту и телосложению. Остатки одежды схожи с той, что была на нем, когда Сакунц вышел из колонии.

– А где были найдены останки? – Акопян закрутил салфетку с новой силой.

– Да на нубарашенской свалке, – развел ладони Шварц. – Дураки, ну. Тянутся сюда из деревень, думают, чем мы хуже ереванских воротил? Может, и нам подфартит? А кончают в Нубарашене: кто в тюрьме, кто на свалке. А этот балда успел и то и другое.

– Да, Шварц. Крестьянин должен быть богатым, иначе обязательно потянется в город и станет изгоем, – качнул головой Акопян. – Конечно, жизнь в деревне – это неимоверный труд с утра до ночи. Но наш крестьянин от природы двужильный, ему только воду дай для орошения, техникой помоги и налогами не души. Ведь это тоже – вопрос национальной безопасности: вон сколько брошеных пограничных деревень…

– Да и непограничных – достаточно, – угрюмо согласился Шварц. – Собственно, при нынешнем-то раскладе, непограничных попросту нет.

– Правильно говоришь. – прищурился Акопян. – Хорошо, вернемся к Сакунцу. – Причина смерти была установлена?

– Передозировка ЛСД. Лошадиная доза. Хотя ранее в приеме наркотиков не отмечен.

– Кто у вас засвечен по наркотикам?

– Мы с Пятым управлением связались, проконсультировались. Нереально, говорят, чтобы ему такую дозу для приваживания дали. Да и клиент неперспективный, зачем он барыгам? Всех допросили на всякий случай – не знают такого.

– Что же это получается? Приятель Анаид Мардукян Сакунц, отбыв наказание в колонии, на радостях пробует лошадиную дозу ЛСД, умирает от передозировки, но мертвым оказывается не в постели, а на свалке. Поскольку семья не заявляла об исчезновании, а лицо обезображено грызунами, то идентификация трупа не состоялась. Что еще?