– А кто тогда фонари светит, а?
– А никто. Они сами светятся.
– Что ты мне обманываешь? Сами светятся. Зачем тогда отдельный улица делать?!
– Для проституток.
– Там проститутки есть?
– Есть.
– Кошмар, слушай. Не верю я тебе. Что там женщине делать, если сплошной пидоры везде. Зачем ты обманываешь меня? Смеешься надо мной, думаешь, понаехали. А ну выходи из машины.
– Э-э… Дедушка…
– Выходи, кому сказал! Не нужны мне твой сто рублей, – старик покраснел от злости. – В Амстердам ездишь, а заплатить нормально не можешь! Мне семью кормить надо, а он мне сто рублей даёт. Вали в свой Амстердам.
Я вышел и оказался в Нигде. Со всех сторон торчали одинаковые дома. Как написал бы Платонов, «их черты стерлись о коммунизм». Пока старик расспрашивал меня про Амстердам, мы всё время куда-то ехали, но, видимо, не успели пересечь черту, за которой абсурдное нагромождение зданий и деревьев начинает обретать какую-то логику. Дождь продолжал идти, так что я распластал жабры и поплыл в неизвестном направлении, надеясь, что интуиция выведет меня в более упорядоченные места. Я миновал странный полуразрушенный мост, под которым ютилась стая псов и завёрнутая в газеты женщина, опустевшую детскую площадку и беспричинно петляющие трамвайные рельсы. Если плыть неправильно, то можно никогда не вернуться из Нигде. Но, согласно легенде, в городе Москве нужно всего лишь долго двигаться вперёд: рано или поздно попадаешь к какой-нибудь станции метро. Так оно и вышло – через час я снова оказался у метро «Динамо». Знакомая машина стояла неподалёку с выключенными фарами. Я приблизился: старик спал на сиденье. Должно быть, ему снился Амстердам, поблескивающий фонарями, как кошка. Старик бродил по улицам, искал пидоров и что-то недовольно бормотал себе под нос.
Когда я добрался домой, жена тоже спала. Чтобы вернуться к реальности, я закрылся в своей комнате и почитал почту, и тут вдруг зазвонил Скайп. С монитора мне улыбался лысоватый человек с немного красным лицом. То, что он произнёс, можно перевести на русский язык примерно так:
– Вдруг набрал тебя в поиске – есть! Дай, думаю, позвоню.
– Почему вы говорите по-немецки? – спросил я после оторопелой паузы.
– Не узнаёшь? Я – Морковь.
– Мёрэ! Ну ничего себе! Как ты изменился! – закричал я.
– А ты – нет! – сказал Морковь. – Как твои дела?
– Вот живу теперь в России.
– Что, правда? Зачем ты вернулся?
– Женился я тут.
– Ах зооо! – протянул Морковь. – Русская жена! Это хорошо. Но там же тоталитаризмус!
– Какой ещё тоталитаризмус?
– Путин всех притесняет, стреляет во всех. Везде полицай!
– Я сегодня три часа по городу бродил, ни одного не встретил.
– Это тебя ввели в заблуждение, – объяснил Морковь. – Там везде стоит полицай. Ты просто обманут вашей прессой. Надо читать немецкую прессу. Она свободная. Ты по-немецки не разучился читать?
– Да что мы всё о политике, – сказал я. – Ты-то сам как? Я тебя сегодня вспоминал!
– Я тоже женился. Уже несколько лет женат! Видишь, облысел от нервов, – пожаловался Морковь.
– Неужели на Керстин?
– Кто это – Керстин?
– Ты встречался с ней, помнишь? В Голландии начал ухлёстывать.
– Ах, Керстин… Нет. Понимаешь, многое изменилось. Моего мужа зовут Кристиан, – сообщил Морковь.
– Как, – не понял я. – Что?
– Я в какой-то момент почувствовал, что меня тянет к мужчинам, – сказал Морковь и тяжело вздохнул. – У нас квартира на окраине Амстердама. Тут всегда мой дедушка жил, мы сюда и переехали, когда он умер. Ладно, поздно уже. Утром на работу. Я завтра позвоню.
Он отключился.
Я тоже пошёл спать. Всю ночь я гулял по Амстердаму, но город казался опустелым, а потом вся Голландия ушла под воду, и я понял, что наконец разучился отличать дождь от остальной среды.
Очки
Как-то раз, возвращаясь с литературных посиделок, я очень громко высморкался на эскалаторе. Две девушки, стоявшие чуть ниже, засмеялись и посмотрели на меня.
– Извините, – сказал я.
– Это мы не вам, – сообщила одна из них и отвернулась.
Вторая, похожая на мышку, с маленьким носом и чёрными глазами, продолжала пялиться в мою сторону. Я обернулся, чтобы обнаружить объект её внимания, но выше меня эскалатор был пуст.
– Мне кажется, вы всё-таки смотрите на меня, – заметил я.
– Да, смотрю.
– Почему?
– Личность вы забавная.
– А что именно, с вашей точки зрения, во мне забавно? – Да очки понравились.
Она продолжала пристально смотреть, как бы стараясь меня подавить. Я не понимал, как на это реагировать. Но промолчать значило бы признать поражение.