Про тех, кто в пути

Я просто не мог - понимаете, не мог, воображения не хватало! - представить себе то время в полном объёме. Но, когда они перешли на более поздние воспоминания, я встрепенулся и вклинился:

- Извините… подождите, я хотел спросить…

- Понятно, - буркнул дед.- Ладно. Слушай. Потом я вернулся домой. Оказалось, что ничего не кончилось. Аэродром рос. Я жил рядом с ним. И боялся. Я просто боялся. Тот, детский страх так глубоко сидел во мне, что я не желал больше иметь с этим дела.

Отвернулся и не смотрел, понимаешь, Женя? В конце концов, я столько в жизни сделал для людей, я никогда не был трусом, что считал себя вправе отдохнуть. Не участвовать. Вообще ни в чём.

Я кивнул. Герр Киршхоф что-то проворчал, потом признался:

- А я вообще заставил себя про это забыть. Перед глазами ничего не маячило, и я почти по-настоящему забыл. Люди, бывавшие на фронте, сходят с ума по-разному. Один парень - ну, старик, - он улыбнулся, - старше меня на пять лет, потерял руку в Нормандии в сорок четвёртом.

И после войны почти сорок лет ездил по тем местам - искал её, потому что она жутко болела. Был уверен, что её надо похоронить - и всё кончится. И никакие слова о фантомных болях не воспринимал.

- Нашёл? - тупо спросил я, представив эту жуткую картинку.

Немец покачал головой. Дед опять заговорил:

- Но потом я увидел… - он потёр лоб. - Этих ребят увидел. Они ведь приходили ко мне, говорили. Показывали кое-какие записи, бумаги, фотографии. Я наорал на них, разогнал. А потом подумал, что они намного смелей меня. Тогда я решил кончать с этой историей. И написал Мартину.

Тебя я не собирался трогать, клянусь, - он перекрестился, Киршхофф фыркнул. - Просто так совпало. И я решил, что это закономерность. Мы старые с Мартином. Мы можем просто не справиться. А те ребята нам теперь не поверят.

- Поверили бы, - сказал я. - Они меня просили с тобой поговорить…

- Ты их позови, - попросил дед. - Позови, надо всем вместе поговорить, что теперь. Что-нибудь придумаем…

…Мы сидели за столом в дедовом доме. Дед и герр Киршхофф - по одну сторону. Лидка, Петька, Тон и Колька - по другую. Я устроился у стены, чувствуя себя кем-то вроде дипломата. Часы показывали полтретьего ночи. Герр Киршхофф пил пиво. Петька пил пиво. Тон брякал струной на гитаре.

Колька неожиданно смущённо прятал за скатертью пыльные ноги. Лидка булькала ложечкой в стакане. Дед курил. Я держал на коленях альбом - как доказательство серьёзности происходящего. Спать не хотелось никому. Но и разговаривать толком никто не начинал - не знали, с чего начать-то?

В какой-то степени я понимал деда, почему он ещё разогнал ребят тогда. Между ними лежала пропасть. Офигенно глубокая и широкая. И я мог помочь навести через неё мосты. Только я.

Однако, едва я проникся этой гордой мыслью, как Лидка, решительно отложив ложечку, высадила чай залпом и встала. Наверное, неосознанно, как на трибуне. Но на неё посмотрели все. Причём так, словно то, что скажет она, и будет истиной в последней инстанции.

От этих взглядов - я видел! - Лидка сильно смутилась и мгновенно растеряла запал. Но она была и правда необычной девчонкой. Она на миг опустила голову и, когда подняла её, то заговорила - чуть хрипловато, каким-то мальчишеским голосом. Наверное, так ей было легче.

- Теперь вы нас, наверное, не погоните. Я хотела сказать, что всегда можно уехать, конечно. Но, по-моему, вы решили бороться. Но вы старый. А мы многого не знаем. Если мы как бы… объединим усилия, то у нас может получиться. Больше нам надеяться не на кого.

Все так боятся, что скорей сами себе перережут горло, лишь бы не соглашаться, что у нас есть в городе… то, что есть. Лишь бы просто не признаваться.

Петька смотрел на неё с обожанием. И я ощутил сильный укол недовольства и желание немедленно сделать что-то такое, от чего Лидка так же станет смотреть на меня, как он сейчас - на неё.

- Эти… твари, которые приходят с аэродрома, они смертны, - продолжала Лидка. - Их можно убить, при знании дела - даже довольно легко.

- Это бессмысленно, - подал голос Тон, трогая струны. - Мы сто раз это обсуждали, это бессмысленно.

- Бессмысленно, - согласился мой дед и выпустил клуб приятно пахнущего табачного дыма. - Дело даже не в них, а в том, что их извергает. - Мы должны что-то придумать с аэродромом.

- Это тоже не очень новая мысль, - Тон достал из-за ремня шортов толстую тетрадку в чёрном переплёте. Молча положил её на стол. Я встал, старики нагнулись - мы видели эту тетрадь впервые.

На обложке алели прорезанные лезвием до бумажной основы и раскрашенные фломастером буквы:

КОМАНДА ОЧИСТКИ.

ДНЕВНИК. ТОМ 5.

- Смотрите, - Тон открыл тетрадь, полистал её. - Вот. Читаю. Запись последняя, от 30 апреля 1973 года…