Про тех, кто в пути

- Спасибо, - искренне поблагодарил я. - Мне тоже жаль, что ты не можешь со мной пойти… или я с тобой. Может, как-нибудь встретимся там - ну, в нашем мире?

- А, всё может быть, - беззаботно согласился Олег. - Давай-ка спать. Подстели себе куртку, да вон ковыля побольше надёргай, а так тут холодно не бывает.

- Всё-таки странно, - сказал я, спрыгивая с платформы. - Честное слово, даже подумать сложно, что где-то люди живут и ничего обо всём этом и не знают. Даже учёные не знают!

- Или делают вид, что не знают, - подал Олег голос сверху. - В приниципе, пути сюда очень лёгкие. Но тут всё намешано - пространства, времена… Вот тебе нужно другое время, а мне - другое пространство. И в то же время - у вас угроза из другого пространства, а у меня - из другого времени, пожалуй…

Слушал «Наутилус»? «Утро Полины продолжается сто миллиардов лет…» Мне иногда кажется знаешь что? Что многие певцы, писатели, художники здесь бывают. А чтобы их сумасшедшими не сочли - выдают это за фантастику…

Я притащил охапку жёсткого, пахнущего всё той же пылью ковыля. Разбросал его покучнее, постелил куртку, почти упал сверху и спросил:

- А какая это песня? Я не слышал…

- А вот слушай… - Олег провёл рукой по воздуху - и я вдруг услышал - не очень громко, но отчётливо!!! - как поёт Бутусов:

Я знаю тех, кто дождётся, и тех, кто, не дождавшись, умрёт…

Но и с теми и с другими одинаково скучно идти.

Я люблю тебя за то, что твоё ожидание ждёт

Того, что никогда не сможет произойти…

Пальцы Полины - словно свечи в канделябрах ночей.

Слёзы Полины превратились в бесконечный ручей.

В комнате Полины на пороге нерешительно мнётся свет.

Утро Полины продолжается сто миллиардов лет…

…Когда я проснулся утром - Олега не было. Около меня стояла фляжка, придавившая записку:

Женька, пей воду экономно. Осторожней с немцами, когда дойдёшь. Если у нас всё получится - Тамбовская обл., Фирсановский р-н, с. Марофинка, а там найдёшь.

УДАЧИ!

- Ага, - сказал я, как будто он мог меня слышать. И, осмотревшись, понял, что степь и железная дорога исчезли, да и платформы больше нет. Я лежал на плоском камне, а вокруг поблёскивала от соли пот-рескавшаяся поверхность пустыни. Но на этот раз далеко-далеко впереди виднелась голубоватая гряда гор.

Я обулся, привёл себя в порядок, сделал пару глотков из своей фляжки и, соскочив на твёрдую поверхность пустыни, зашагал в сторону гор, и через пару десятков шагов громко запел другую песню «Наутилуса»:

Пой, пой вместе со мной
Страшную сказку - я буду с тобой!
Ты - я - вместе всегда

На жёлтой картинке с чёрной каймой.
И в руках моих сабля,
И в зубах моих нож.
Мы садимся в кораблик,
Отправляемся в путь -
Ну что ж, мой ангел!..

5

Идти было нетрудно - если иметь в виду просто ходьбу, поверхность-то ровная и твёрдая, как асфальт. Но! От этой поверхности прямо через подошвы кроссовок пекло, как будто я шёл по горячей плите. Это первое.

Второе - солнце шпарило с ужасающей силой, чуть ли не хуже, чем вчера в степи. Третье - мне хотелось пить, и несколько раз делал по три-четыре глотка. Фляжка Олега оставалось на ощупь прохладной, но в моей вода начинала степливаться.

А впереди качались горы - в такт моему шагу, туда-сюда. Судя по всему, я опять обрёл способность правильно оценивать расстояния и до них было километров пятьдесят, не меньше. А что, если воды нет и там? Тогда капец. Полста кэмэ с двумя фляжками я пройду. Но не больше.

И ещё идти было скучно. Элементарно скучно. Я напевал, разговаривал вслух сам с собой, просто думал, считал шаги (на этот раз - успешно), но всё это мало помогало. Горы с тупым величием торчали во весь горизонт и практически не приближались.

Да и не был я уверен, что попал, куда нужно. Судя по всему, это вполне обычный мир, а не Что-То-Между-Чем-То-Непонятно-Где. И это мир не очень-то похож на 42-й год в Любичах.

Я останавливался, перекусывал, немного пил, отдыхал, садясь прямо на соляную корку - несколько раз. Думал о Лидке и о ребятах, про деда и герр Киршхоффа. И опять о Лидке, вспоминал её. Солнце вскарабкалось в зенит, поползло вниз.

Я шагал, отмахивая рукой, как по плацу, полностью погрузившись в ритм ходьбы. Со стороны гор подул горячий ветер, поднимавший на равнине белые столбы пыли, которые мчались, бешено крутясь, а потом рассыпались облаками, уносившимися с ветром.

Солнце спустилось к самым горам, когда я нашёл ботинок. Это выглядело почти нелепо, я рассмеялся, поняв, что вижу - сперва мне казалось, что это камень.

Но это был именно ботинок - с целым, хотя и потрескавшимся рыжим верхом, позеленевшими пистонами вокруг дырочек и кожаными окаменевшими шнурками с узелками на концах. А вот толстая подошва, надёжно подбитая гвоздями, в нескольких местах безнадёжно протёрлась.