Про тех, кто в пути

У меня не получалось понять, сколько времени я иду, хотя я обычно время чувствую неплохо. Солнце перемещалось по небу - судя по его движению, я шагал уже часа три. Вокруг ничего не менялось и я не устал, только испёкся. Я бы разделся, но это значило сгореть, и серьёзно.

А вот кроссовки я снял, затолкал в них носки и привязал всё это за шнурки к поясу - ни ржавых консервных банок, ни битых бутылок тут не было, поэтому босиком шагать оказалось удобно и хоть немного попрохладнее.

Пейзаж не менялся. Даже ковыль мне примять не удавалось - пару раз оглянувшись, я увидел, что сзади точно такая же невысокая стена, и всё. Хотелось пить, я пару раз примеривался к фляжке, но запрещал себе её трогать. Мне вдруг подумалось: а что, если до воды километров двести?

И вот тогда мне стало страшно. Не до икоты или судорог - но зато этот страх оказался неотвязным и постепенно занял все мои мысли. Двести, триста? Или больше километров? Я повернул вправо - зачем, сам не знаю, я и так подлаживал шаг под отсутствие ориентиров, а тут вдруг показалось, что иду по кругу.

Ерунда, конечно… Но в степи не было ни насекомых, ни птиц, ни ящериц - ни-ко-го. Это тоже наводило на печальные мысли.

- Да ты не струсил ли, Евгений? - вслух спросил я. Немного помогло. А через секунду мне послышался… звук идущего поезда.

Я завертел головой. Ковыль ковылём, но не мог же он - даже будь он ещё выше - спрятать состав?! А между тем, поезд совершенно отчётливо просвистел где-то совсем рядом - жаркий, стучащий по стыкам рельсов, посвистывающий воздухом… вот только ковыль не шелохнулся, и воздушной волны я не ощутил.

Я достал пистолеты. Ну их к чёрту с такими шутками, знаем мы эту фигниссию. Дальше я шагал, взведя оба «вальтера» и держа их в руках. От волнения даже пить расхотелось, хотя во рту пересохло ещё больше.

Попробовал считать шаги - и сбился на полусотне. Начал снова - и опять сбился. Начать в третий раз я не успел - ковыль отступил, и я увидел железную дорогу.

Это была одна-единственная ветка. Рельсы, бетонные шпалы, подсыпка. Пять шагов с этой стороны, пять шагов с той - ковыля нет, дальше - опять серо-жёлтая стена.

Я наступил на шпалу - она была горячая - и встал посредине. Посмотрел влево-вправо. Дорога таяла в горячем колебании воздуха. Солнце сползло к горизонту как раз в одном из концов этой щели.

Странно, оно должно было в принципе сесть у меня за спиной, если только я шёл относительно прямо… Ладно, скоро начнёт темнеть.

Я поправил свою амуницию и пошёл в закат - по обсыпке с правой стороны, благо, камни не были острыми…

…Солнце садилось и никак не могло сесть. Ну, правда, это напоминало обычный летний закат - бесконечный. Вообще-то я должен был устать, но особой усталости не чувствовал и прислушивался тщательно - не идёт ли снова поезд. Поезд не шёл.

Прохладней сверху стало, но земля начала щедро отдавать жар в воздух, и мне начало казаться, что я иду по пояс в тёплой воде. Ноги гудели - не устало, а просто гудели, и я решил, что так и так пора устраиваться.

И вот именно когда я это решил - впереди появился огонь костра.

Что костра - стопроцентно, только у живого огня может быть такой свет. Я остановился и облизнул губы. Неясно было, сколько до него, до этого огонька. Ещё менее ясно - кто там около него сидит. Приятно, что тут есть другие люди, конечно… если это люди. Да и люди бывают разные.

Я прикинул в руках пистолеты. Подумал пару секунд. И пошёл на огонь.

Конечно, он оказался далеко. Так всегда бывает с огнём в темноте - а уже здорово стемнело. Долго я шёл… а может - и нет, не знаю, пока не увидел платформу.

Это была самая обычная платформа - несколько железобетонных плит, положенные на стояки, с лестницами по обеим торцам. За платформой прямо в ковыле стояли остатки какого-то дома - очевидно, его фрагменты и служили топливом. Костёр горел прямо на бетоне, а у огня, подстроив под спину солидное бревно, сидел по-турецки мальчишка моих лет.

Он был босой - пыльные берцы сушились в сторонке, широко расшнурованные. Джинсовую куртку парень подстелил под себя, майка лежала на плечах внаброс, белёсые джинсы - закатаны до колен.

И он смотрел на меня, держа правую руку на перекинутом через бревно ремне. А на ремне я сразу увидел чехол ножа - и расстёгнутую кобуру револьвера.

Мальчишка держал его за рукоятку. В русых волосах золотились искры, а выражения лица и его черт точно я не мог понять. Но зубы поблёскивали. Улыбается? Или скалится? Я остановился на грани света и темноты, напружинившись для прыжка в сторону, и сказал:

- Можем начать палить друг в друга. У меня два пистолета. Но надо ли? Не в комп гоняем.

- Я не стреляю в людей, - отозвался он. - Ты русский? - но руку не убирал.

- Русский, - я решился. Держа пистолеты опущенными, вспрыгнул на платформу и подошёл ближе.

Мальчишка и правда улыбался, не сводя с меня глаз. Чувствуя себя довольно глупо, я покрутил пистолетами и, убрав их в кобуры, увидел, как он отпустил рукоять револьвера. Глядя на меня снизу вверх, сказал:

- Это может и не помочь. Не здесь, а вообще… - и покрутил рукой.