Проба на излом

А когда катер подошел к берегу, медведица величаво встала, осторожно взяла в пасть медвежонка и привычно, будто делала это не в первый и не во второй раз, спустилась по трапу, погрузилась в воду и поплыла, а вскоре выбралась на поросший деревьями склон, остановилась, повернула к нам голову, будто желая что-то сказать на прощание, но так и не издала ни единого звука. Скрылась. Исчезла. Растаяла. Лишь на том месте палубы, где она лежала, темнело влажное пятно.

Я подошел к нему, присел на корточки, потрогал мокрые доски. И тут откуда ни возьмись с глухим стуком мне под ноги свалилась огромная рыбина. Серебристый сом, толстый, разевающий широкую пасть. От неожиданности я подался назад, ударился задом, не отрывая взгляда от чудесного дара. Черт знает что привиделось мне в это мгновение.

Медвежий дар. Благодарность за спасение.

Но вокруг засмеялись:

– Опять Петрович чудит! Эй, Петрович, ты своей рыбиной чуть поэта не зашиб!

Над бортом возникла бородатая голова:

– Извиняюсь, не рассчитал. Решил рыбкой вас побаловать! Хорош сом! Всем сомам сом!

Искусство («…светом ты тащил нас из гнуса к будущему свету сквозь тайгу»)

Как человеческий эмбрион в своем развитии повторяет всю эволюцию живых существ, увенчанную появлением человека, так и развитие субъектности вмещает в себя культурные феномены предшествующих этапов развития субъектно-человеческого общества.

Э. Ильенков, Ю. Лотман «Некоторые вопросы становления субъектностей»

– Сент-Экзюпери лучше, ты уж прости, товарищ поэт, – сказал Слава Лучкин, закуривая сигарету и передавая ее мне. На такой высоте, да еще на проводах возводимой ЛЭП, которые покачиваются под ногами, его ловкость восхищает. Слава сидит на одном проводе, ноги упираются в другой. Руки его свободны. Да и голова тоже, раз его нисколько не беспокоит высота.

Я заставляю себя разжать пальцы, отпустить провод и принять сигарету. На удивление затяжка помогает ослабить напряжение. Но ощутить себя столь же свободным, как Слава, вряд ли получится.

– Вот, привез из поездки, – Слава достает из широкого кармана штанов книжку в мягкой обложке. «Citadelle». – Представляешь? Я каких только книжек не накупил! Даже последнее академическое издание «A la recherche du temps perdu»!

– Был в Париже? – спрашиваю я.

– Да, посылали на встречу с тамошним рабочим классом, с коммунистами… только… какие это коммунисты, рабочий класс… Нет, ребята отличные! Компанейские. Но их не отличишь от всех этих… буржуа, вот. Они ведь что думали? Приехали из голодной и бедной России в богатую Францию, а значит сейчас по магазинам кинемся, шмотьё покупать или вино ихнее пить, а мы им: давайте, дорогие товарищи французы, везите нас в самый крупный книжный магазин, ведите на Монмартр, где картины и художники, а вечером, пожалуйста, на Феллини, благо у них «Ночи Кабирии» при пустых залах идут. Представляешь?! Пустых! Не то, что здесь – лишнего билетика не сыщешь.

– Так ты и французский знаешь? – Вслед за сигаретой беру из его рук книжку и обнаруживаю при быстром перелистывании множество закладок, отчеркиваний, пометок карандашом.

– Ну, кое-что знаю, – улыбается Слава. – Хотя мне больше итальянский по душе. Когда сюда Феллини приезжал…

– Кто-кто?!

– Федерико Феллини, итальянский режиссер, неужто не слышал о таком?

– Нет, как же не слышал… только каким образом…

– Тоже наши ребята постарались – зазвали его, когда в Риме были. Там шла ретроспектива итальянских фильмов, не только Феллини, но и неореалистов, так наша делегация на все сеансы билеты скупила. Перед каждым фильмом режиссер выступал, вот так на товарища Феллини и вышли. Пригласили, а он дядька простой, тут же и согласился. Хочу, говорит, с вами в тайгу, своими глазами посмотреть, как мои фильмы такие герои, как вы, смотрят. Ну, и приехал… К нам на трассу приезжал с передвижкой. Чуть в распутице тогда не потонули, но ничего, добрались, хотя в грязи как черти были, – Слава засмеялся.

Он не один такой.

Когда спускаемся, Спартак Аристархович, прораб строительного участка, сурово выговаривает Славе за нарушение норм безопасности труда на высоте, но смолкает, когда спрашиваю о приезде Феллини.

– Я по части кино не очень, – признается прораб, когда укрываемся от мороси в походном вагончике, пропахшем табаком, и где самая примечательная деталь интерьера – радиола ВЭФ, над которой прибита самодельная полка, плотно уставленная грампластинками. – Мне больше музыка по душе, классика там, джаз, хотя и современная эстрада интересная попадается.

С любопытством осматриваю походную, как величает Спартак, коллекцию: Шуберт, Бах, Скрябин, Мусоргский.