Проба на излом

Разворачивается и идет к лестнице. Теряю драгоценные секунды, хлопая глазами.

Злой дух Братска

– Что делается, а? Что творится… – сосед-алкаш Коля стоял, покачиваясь, перед газетным стендом и водил пальцем по свеженаклеенному номеру «Вечерний Братск». – Ты читала, а? Читал?

Хотелось прошмыгнуть мимо. От Коли несло так, хоть всех святых выноси. Жуткая смесь перегара, несвежего белья, немытого тела. Но хуже всего – взгляд, которым он смотрел. Словно на бутылку беленькой, которую жаждал осушить одним глотком. Так и виделось, вот берет, задирает небритый подбородок, подносит к истрескавшимся губам, разевает пасть с жуткими пеньками сгнивших зубов и опухшими, с налетом гноя деснами, и делает один, всего лишь один могучий глоток… Мочевой пузырь судорожно сжался, но не могу двинуться с места.

– Медведь-людоед, – продолжил Коля, бесцельно продолжая водить пальцем по газете, словно рисуя. – Соображаешь, а? Шатун в городе объявился, твою ж мать… – набрал полную грудь свистящего хрипа и смачно сплюнул. Студенисто-зеленым. Плевок чуть не попал на сапог.

Больше всего хочется проблеять: отпустите, дяденька, больше так не буду… Но тема медведя-людоеда интересовала. До такой же дрожи, что наводил жуткий Коля.

– Медведь? Шатун? – ужасаюсь. – Как же так… А милиция?

– Мусора с ним в доле, – хохотнул Коля. – Они со всеми в доле. И за всеми… ик… следят… – мутный глаз уставился, словно подтверждая – и алкоголик-сосед не спускает залитых проспиртованных глаз с невесть откуда взявшихся в его доме. – За всеми! – Кривой палец с обгрызенным ногтем и глубокой траурной каймой уставился в небо, шевельнулся из стороны в сторону, словно даже ему сложно удержать равновесие. – Тобой… мной… им… ам-ам, буль-буль… Почитай, почитай, – и будто в опровержение собственного совета повернулся спиной к газетному стенду, оперся об него спиной и принялся лениво шарить по карманам. Закурил трясущимися руками.

Протягиваю мятый рубль. Коля взял, посмотрел на просвет.

– Вам опохмелиться нужно.

– Это да… – сунул рубль в карман. – Ну, кто предупрежден, тот стреляет без предупреждения… того… осторожнее… с медведём… шатун и есть шатун… наш лесок за домом как кличут? Медвежий бор… то-то… – Оттолкнулся от стенда, покачнулся вперед так, что кажется – упадет, но удержался, побрел, запинаясь, качаясь из стороны в сторону. Шалтай-Болтай.

Газета «Вечерний Братск» радовала чем угодно, но только не заметкой о медведе-шатуне, который бродит по городу и жрет кого попало. Дважды просматриваю все статьи, кое-какие даже прочитываю. Ничего.

Белая горячка – страшное дело. Кому-то зеленые черти чудятся. Кому-то статьи в газете.

– Эй! – Откуда-то сверху.

Поднимаю голову и вижу монтажника. Спускается со столба.

– Закурить не будет?

– Не курю.

– Ну, кричи, если что, – и вновь ползет к проводам.

С электричеством неладно.

Коля

Он настолько вжился в роль, что даже здесь от него воняет перегаром и несвежим бельем. И рожа соответствующая – мешки под глазами, морда опухшая, щетина. Контингент, будь он неладен. И если бы не знал Колю еще с курсантской скамьи, то решил, что дело близится к пополнению славного миллиона. Причем отягощенного циррозом. И кариесом.

– Братск это тебе не анклав Спецкомитета, – сипит Коля, догадываясь о чем думаю. – Там все по-честному – если пить, так пить. И одеколон тоже.

Наливаю воды из графина, подвигаю ближе. Он хватает и жадно глотает. Рука дрожит, небритый кадык ходит вверх-вниз.

– Ты мне должен, начальник, – сипит Коля. – В то время как космические корабли бороздят просторы Большого театра, у меня на поллитру не хватает.

– Будет, – обещаю. – И поллитра, и головомойка. Ты мне тут что, стервец, пишешь? – хлопаю по тощей папке рапортов.

– Правду, начальник, истинную правду, – Коля пускает слезу. – Все, как на духу. Как акын хренов. Что вижу, то пишу.

Открываю папку, достаю бумажку и зачитываю отчеркнутое красным карандашом место:

– Прогуливались в лесочке с дрессированным медведем. Медведь ходил на задних лапах и точил когти о стволы деревьев… И кто это у нас такое написал? Пришвин? Бианки? Ах, нет, такое у нас написал штатно-добровольный сотрудник Спецкомитета, выполняющий под прикрытием важную народнохозяйственную задачу дегустации всех напитков, выпускаемых ликеро-водочной промышленностью Советского Союза. Так?

Коля хмурится. Забывшись, опрокидывает стакан профессиональным жестом потомственного алкоголика, подставляя обложенный белым язык водяным каплям.

– Так и знал, – с горечью говорит. – Именно эта фраза. Не надо было про когти писать, не надо. Анималист хренов.

– Остальное, надо полагать, чистая правда, а не порождение отягощенного алкоголем разума.

Коля щерит зубы, от вида которых наш штатный стоматолог содрогнется и заплачет как дитя. Вытирает кулаком юшку.