Проба на излом

Сажусь на табурет. Сжимаю ладони между коленями. Страха нет. Зверь не испытывает страха. Зверь лишь избегает опасности. Тут ничего, кроме воспоминаний. О маленьком существе, что тряслось от холода под тонким синим одеялом. И поминутно приходилось ступать на стылый пол и бежать к параше опорожнять мочевой – реакция на замерзание. Сколько ее выходило за ночь! Казалось, не спишь, а бегаешь. Туда-сюда, туда-сюда. Час за часом, минута за минутой. И сны под стать. Будто отчаянно ищешь место, где присесть. Или встать. Чаще всего это оказывалась лаборатория. Реже – кабинет Дятлова. Но по возвращению – под подушкой койки, жесткой как камень, фантик от конфеты «Мишка косолапый»… еще пахнущий кем-то съеденным содержимым… то ли пытка, то ли поощрение…

Скомканная пожелтелая газета под табуретом – не сразу и приметишь. Расправляю – отчеркнутая заметка о ликвидации медведя-людоеда в районе п. Ямбуй г. Братск. Переворачиваю – портрет Наймухина, ведутся поиски вертолета в районе Сельгонских топей…

Замок лязгает, и в карцер шагает легкий на поминках. С толстенным делом подмышкой.

– Товарищ майор! – вскакиваю со стула, вытягиваюсь во фрунт.

– Сколько тебя здесь держали? – Дятлов огляделся и расположился на койке. Дело небрежно кинул рядом. – Лет пять? Ты садись, садись. В ногах правды нет.

Сажусь.

– Вот интересно, – он закурил, – если бы не я, так бы всё и продолжалось? Никому не нужное, выпотрошенное, без «парацельса», на третьей стадии синдрома.

– Наверное, товарищ майор, – отвечаю. – Если бы не вы, здесь бы и продолжалось.

– Клетка, – кивнул он. – Клетка для дитя патронажа. Где-то слышал, что приручив дикого зверя, ну, там, льва, тигра или медведя, главное – не давать ему мяса с кровью. Стоит такому попробовать кровь, и в нем пробуждается инстинкт хищника. Представляешь? Неважно, что это ты вырастил его, кормил из бутылочки, лечил от чумки, дрессировал. Капля крови сотрет годы воспитания и дрессировки. Зверь остается зверем. Ему нужно охотиться, ему нужно убивать, рвать добычу, а не ходить по струнке и не прыгать через кольцо. Когда-нибудь в цирк водили?

– Нет, товарищ майор.

– Почему?

– В Братске нет цирка, товарищ майор. По телевизору показывали. Клоунов.

– Клоунов, говоришь? – Дятлов хмыкнул. – Ну, тогда поймешь. Именно клоуном себя ощущаю. Карандашом.

Он отщелкнул окурок, встал, шагнул, взял за грудки и встряхнул:

– Меня наебать?! Цапнуть руку кормящего?! – Глаз у него дернулся. Рука перехватила ворот рубашки и скрутила так, что тот врезался в горло.

Дыхания не хватало. Слова превращались в клекот. Пальцы искали опоры, но соскальзывали с ткани кителя. Дятлов душил. Но когда в глазах потемнело, он резко дернул и отпустил. Валяюсь на полу, открывая и закрывая рот, дергаюсь, пытаюсь отползти, заползти, спрятаться.

Он наклонился – огромный и жуткий. Переступил. Завозился около параши. Принялся мочиться.

– Кто ты? – спросил Дятлов.

– Курсант… – говорить больно. Горло – сплошная рана.

– Не канифоль мозги, – он вернулся, застегивая ширинку. – Канифоли не хватит. Еще раз повторяю – кто?

– Курсант, товарищ майор, – в этот раз получается легче.

– Твои товарищи в овраге лошадь доедают, – Дятлов поставил ногу на табурет, оперся локтем о колено, наклонился. – И не таких укрощал. Все же СУР – великое изобретение матушки-природы, согласись? Предохранитель, который не дает вам выстрелить. А вы бы выстрелили и не колебались. Так?

– Не понимаю, – удается оттолкнуться от пола и сесть. Засучить ногами и отползти подальше, пока не упираюсь спиной о дверь карцера. Подальше – это расстояние вытянутой руки.

– Человечеству сотни тысяч лет. Оно пережило ледниковый период, неандертальцев и еще черт знает что. Поднялось из первобытного дерьма почти до высот коммунизма, и тут появляетесь вы, уверенные в своем праве забрать у человечества все, что у него есть.

– Ничего не хочу забирать. Ничего не нужно.

– Конкретно тебе – нет, не нужно. Но бытие определяет сознание. Слышала такое? Марксистская диалектика. Читал, будто вас считают закономерным следствием социального развития. Мол, человечество вступило на последнюю, высшую ступень развития – коммунизм. Коммунизм покончит не только с борьбой классов, но и с историей, которая и есть история этой борьбы. Истории наступит конец, а что остается человечеству? Подниматься на новую ступень эволюции. Представляешь, ступень? Мы при коммунизме толком не пожили – то война, то разруха, а нас взашей выталкивают: освободите, мол, место для более прогрессивного вида. У которого ваш коммунизм не в голове, а в крови. Нет, так дело у Дятлова не пойдет. Когда дети убивают родителей, этому нет оправдания, но родители – вправе. Я тебя породил, я тебя и кончу…

В дверь заколотили, окошечко лязгнуло, голос прохрипел:

– Дятлов, открывай!

– Идите к чертям, я работаю!

– Майор, открывай!

– Блять, что у вас там?!

– Дело срочное, Дятлов. Заканчивай допрос. Тут такое творится.

Он сунул пистолет в кобуру. Только теперь понимаю – держал его наготове. Выстрелить. Потому как Дятлов достает пистолет только для того, чтобы убивать. Наповал.

Арест