– Потом разберемся, – сказал Дятлов. – Нам предстоит длительный и плодотворный разговор.
Дитя скукожилось на полу. Не шевельнулось, когда он прошел к двери, замок лязгнул, и в затхлость карцера дохнуло затхлостью подвала.
За порогом трое с пистолетами наизготовку.
– Все нормально, товарищи, – улыбнулся Дятлов. – У нас плановая стирка белья подопечной. Зачем такие страсти?
– Сдайте оружие, товарищ майор, – полковник кивнул солдатику, и тот почти просительно вытянув руку.
Дятлов усмехнулся.
– Так дела не делаются, товарищ подполковник, – сказал он и отступил в проем распахнутой двери. – Вы порядок знаете. В чем меня обвиняют?
Полковник оттянул пальцем узкую стойку кителя, словно освобождая место для глубокого вдоха.
– Устав вспомнил, – просипел он. – А когда подопечную на кукане вертел, устав не вспоминался, а, майор? Может и сейчас палку бросал?
– Серьезное обвинение, полковник. Аж на целого генерала. И на роту автоматчиков. А ты всего троих бойцов взял, которые только-только от мамкиной титьки.
– Сдай оружие, Дятлов, – почти выкрикнул полковник. – И не делай глупости!
– Мои глупости в подметки не годятся твоей тупости, полковник. Как одену портупею, все тупею и тупею.
Из карцера донеслось рычание.
– Что это? – полковник побагровел. – Что там у вас?
Дятлов слегка повернул голову:
– Подопечная, полковник, сердится. Не понимает, откуда донос на любимого наставника.
Рычание сменилось тяжелым дыханием. Звериным.
Полковник залез рукой в карман галифе и вытащил платок. Промокнул лоб и щеки. Протер загривок.
– Посмотри, – кивнул солдатику. – Только осторожнее, сынок.
– Поперек батьки сынка в пекло пускаешь, – осклабился Дятлов. – Лучше стойте, где стоите. Чтоб без жертв.
Солдатик шагнул к Дятлову. Вытянул шею, словно стараясь заглянуть в карцер, но за Дятловым ничего нельзя было рассмотреть.
– Смелее, сынок, – подбодрил Дятлов. – Дембель не за горами. Хотя кому ты на дембеле без башки нужен, а?
– Товарищ майор, – прошептал солдатик, – разрешите, товарищ майор…
Никто не понял, чего хотел попросить солдатик.
Из распахнутой двери метнулась густая тень, что-то шлепнуло, икнуло, раздался противный звук раздираемого мяса, приправленный выстрелами.
– Вот так-так, – сказал Дятлов невозмутимо. – А с этим что делать?
Люди лежали вповалку, жизнь медленно уходила из них, заставляя сочленения подергиваться, как лягушачьи лапы под током. Полковник зажимал руками распоротый живот с торчащими кишками и широко разевал рот. Из обезглавленного тела солдатика густыми волнами выплескивалась кровь.
– Раз, два, три, четыре, – для верности пальцем сосчитал Дятлов. – Четыре трупа из-за пренебрежения правилами безопасности.
Аборт
Лампочка мигнула, сделала вид, что погасла. Затем засветилась вполнакала.
– Вы уверены? – еще раз переспросил человек в перепачканном кровью халате. Марлевая маска свисала на подбородок, очки сбились на бок. – Здесь темно, как в аду. Сплошная антисептика. Абортирование в таких условиях…
– Других условий не будет, – сказал Дятлов. Он так и сидел на подоконнике, полуотвернувшись от врача и разминая папиросу. Город за окном почти полностью темен после снижения подачи электричества ГЭС. Авария, крупная авария… – Если вы гарантируете, что это невозможно, то… То у нас есть запасной вариант.
– Дайте закурить, – потребовал человек. Его скошенный назад подбородок дрогнул. Дятлов не глядя протянул ему размятую сигарету. – Позвольте узнать… хм… в чем состоит запасной вариант?
Дятлов извлек из кармана галифе коробок, поднес к уху, потряс, словно убеждаясь – спички еще есть, и сказал:
– Пуля.
– Если это шутка… – начал человек, но Дятлов прервал:
– Я не шучу. Вы отказываетесь провести операцию, тогда операцию проведу я. Так, как умею.
– Это шантаж, – устало сказал врач, нащупал табуретку и тяжело на нее опустился. – Вы шантажируете… знаете, мне не хватит духа… – он оглянулся на распростертое на кровати тело. – Может… все же в больницу?
– Здесь, – сказал Дятлов и отвернулся.
Звякнули инструменты. Слышалось хриплое дыхание, стоны и еще что-то, словно рвали бумагу.
– Так… держите… сюда… хорошо… – голос врача, в котором не осталось былой неуверенности. В конце концов, он делал свое дело. Все они делают свое дело. Лишь в этом спасение.
Дятлов закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу. Только сейчас понял, насколько затекли плечи. Как у Геракла, которому случилось держать небесный свод. Неимоверную тяжесть, от которой ни освободиться, ни пошевелиться. Стоять и держать. И терпеть. Терпеть даже тогда, когда сил терпеть не осталось.
Тонкий крик. Даже не крик, визг. От которого мороз по коже. Шаги. Звяканье.
– Вот, – сказал врач.
Дятлов открыл глаза и посмотрел на то, что стояло на подоконнике. Эмалированная посудина. А внутри… Можно принять за кусочек мяса, с кровью вырванного из тела. Если не приглядываться.
– Никогда такого не видел, – врач с остервенением сдернул с рук окровавленные резиновые перчатки. – Что за хрень? Оно до сих пор шевелится.
Словно червяк. Эмбрион. Зародыш. Подрагивал, пытался распрямиться, двигал рудиментарными лапками.