Уходом из Института философии дело не кончилось. Я обратился с диссертацией к зав. кафедрой эстетики Киевского университета Кудину В.А., который, спасибо ему, ее прочел и
сделал дельные замечания, даже предлагал издать, но в это время в журнале «Коммунист»
появилась статья с критикой системно-структурных методов исследования и наше общение
на этом окончилось. Затем благодаря ей поступило предложения стать доцентом на кафедре
философии КПИ, также окончившееся ничем ввиду моей хронической беспартийности.
6
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
имеются позитивные элементы (и прежде всего, критический анализ
ряда трудов по эстетике и концепций, изложенных в этих трудах советскими эстетиками в последние годы…) общая философская и эстетическая направленность рецензируемой рукописи представляется методологически и теоретически неверной». Отмечая, что выделение в
подходе к действительности аксиологического наряду с гносеологическим не есть чем-то новым, В.Скатерщиков осуждает то, что «автор …
сводит все стимулы лишь к эстетическим, что обедняет сложность и
многообразие факторов социальной психологии, снимает проблему
связи ее с мировоззрением и активной практической деятельностью
людей. … Возникает концепция абсолютизации эстетического». И это
при том, что «классовый характер эстетического отношения автором
раскрыт совершенно недостаточно».
По первому разделу рецензент этим и ограничивается. А вот во втором, с его точки зрения, «с одной стороны, некоторые общие предпосылки эстетического отношения к действительности, коренящиеся в
аксиологической его природе разработаны в ряде мест интересно.
С другой же стороны, повторяемое, как заклинание, положение о сущности эстетического, как выражении общественной значимости явления, … исключает из эстетического отношения рациональный момент,
сводя его лишь к эмоциональному фактору…». Несмотря на «интересные замечания о значении эстетического как механизма, с помощью
которого общество делает общественно-значимое индивидуальнонеобходимым», «считая прекрасное оценкой повышенной общественной значимости предмета или явления, автор игнорирует роль формы в
красоте и заставляет нас отождествлять эстетическую и все другие
возможные оценки явлений жизни».
Что касается третьей главы, то хотя «критика, даваемая автором рукописи тем трактовкам познавательной роли искусства, которые порою
имеются в работе наших эстетиков, отчасти справедлива и точна», «но
автор, противореча марксистскому пониманию этой проблемы … воюет
вообще против признания искусства одной из форм познания мира», «ни
словом не обмолвившись об огромной советской литературе, посвященной обоснованию … значения труда Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» для понимания художественного отражения мира», да при
этом еще и «цитирует в защиту (?!) своей позиции Петцольдта» и «сознательно разрывает с традицией русских революционных демократов по
вопросу о познавательной функции искусства». Поэтому, хотя «рукопись Л.Гриффена в ряде мест интересна, талантлива, выдвигает ряд новых дискуссионных проблем», «эти серьезные, по нашему мнению, недостатки данной рукописи снижают ее научный уровень и оттесняют на
7
Л.А. ГРИФФЕН
задний план действительно интересные мысли», и соответственно она
«в целом по концепции и, главное, по недостаточной теоретической зрелости, не может быть опубликована в данном виде».
Данная работа была моей своеобразной «пробой пера», а потому коечто из отмеченного в рецензии и отзыве было справедливым и полезным.
Но такие замечания в основном касались не очень существенных деталей.
Играли роль, конечно, и различия в точках зрения по тем или иным вопросам. Однако, несмотря на ритуальные похлопывания по плечу, неприятие-то было настолько полным, что поначалу меня это даже несколько
удивило. Только потом я понял, что главная причина негативного отношения «метров» к моей работе состояла в различиях в принципиальном
подходе: я пытался в меру сил применить к решению проблемы научный
подход, а они твердо стояли на философских позициях.
Поэтому рецензенты свое внимание обратили на те моменты, которые как-то касались традиционно философской проблематики. А поскольку, базируясь на иных исходных позициях, они у меня выглядели
существенно иначе, это неизбежно воспринималось как ересь, которую, естественно, следовало заклеймить и пресечь. Весьма характерно,
что о содержании первой главы, где как раз и была предпринята попытка найти для эстетического отношения естественнонаучные основания, упоминалось в лучшем случае мимоходом – изложенное там с
точки зрения рецензентов к эстетике не имело ровным счетом никакого отношения. Важно и то, что в моей работе применительно к проблеме эстетического отношения речь шла не столько об особых объектах (предметах, явлениях, их чертах, свойствах, особенностях, сторонах, аспектах и т. п.), сколько об особом характере информации о них.
Но на этот – для меня один из главных – момент рецензенты вообще