Попытки П. Фейерабенда изъять «непосредственно данное» из категории знания, объявить его псевдофактом тщетны. Прямое и непосредственное знание о наших сознательно переживаемых состояниях есть несомненный факт, знаменующий рефлексивность сознательного акта, ибо в последнем всегда дано также и знание о нем самом. Этот факт, как и всякий другой, способен порождать проблемное поле и побуждать к соответствующим научным исследованиям, он требует теоретического объяснения. Это указывает на несостоятельность утверждений П. Фейерабенда, будто признание «непосредственно данного» неизбежно ведет к иррационализму, исключает материализм. Мы лишний раз убеждаемся в том, что грубый, «физикалистский» материализм, с позиций которого выступает П. Фейерабенд, предлагает фиктивные решения проблемы сознания, просто «элиминируя» его существенные свойства, вместо того чтобы дать их объяснение. Аналогичным образом «решается» и проблема связи мышления и языка.
Заметим, что отрицание «непосредственно данного» означает, что знание существует лишь тогда, когда оно вербализовано. Если же факт «непосредственно данного» признается, то вопрос о его отношении к языку и речи может решаться по-разному. Встречается точка зрения, согласно которой непосредственное знание о собственных сознательных состояниях всегда так или иначе вербализовано. Разновидность ее представлена соображениями Г. Фейгла о наличии сугубо «личного языка», с помощью которого субъект выражает для себя указанное знание (см. [250]). Критикуя бихевиоризм, Г. Фейгл показывает неадекватность редукции субъективной реальности к поведению. Непосредственное знание, «прямой опыт», переживаемый человеком, Г. Фейгл именует «сырыми чувствами». Последние и выступают в форме «личного языка», который в процессе общения переводится на интерсубъективный, обыденный язык.
Однако Г. Фейгл не поясняет, как возможен некий сугубо «личный язык». В данном случае термин «язык» явно утрачивает обычный смысл, что неизбежно порождает недоразумения, ибо факт знания и понимания собственных сознательных состояний вовсе не равнозначен их языковому выражению; кроме того, остается неизвестным, каковы знаки «личного языка» и как они связаны с обозначаемым, являются ли подобные знаки отличными от слов обыденного языка или нет и т.п. Все это делает утверждение о наличии у каждого человека некоего «личного языка» в высшей степени сомнительным.
Другая точка зрения состоит в том, что «непосредственно данное» есть совершенно особый вид знания, который всегда существует в невербализованном виде. В наиболее резкой формулировке этой точки зрения подчеркивается принципиальная невербализуемость такого рода знания, невозможность адекватного выражения и передачи его средствами обычного языка («мысль изреченная есть ложь»). Здесь возникает пропасть между субъективным и интерсубъективным, между внутренним миром Личности и духовной жизнью человечества, поскольку в таком случае подлинное самовыражение личности и понимание ее другой личностью становятся невозможными.
Ложность этой точки зрения очевидна, ибо человечество состоит из личностей, результаты творчества которых ассимилируются обществом; самые глубокие и оригинальные субъективные переживания, включая их тончайшие нюансы, могут быть выражены средствами обычного языка, что подтверждается опытом общения, а в чистом виде (свободном от нелингвистических средств коммуникации) — произведениями великих писателей и поэтов.
Существует и третья точка зрения. Суть ее в том, что «непосредственно данное» всегда частично вербализовано, а частично невербализовано, что между этими «частями» существует связь, в результате чего содержание «непосредственно данного» выступает в качестве двумерной динамической структуры. Динамизм этой структуры заключается в том, что невербализованное становится вербализованным, открывая все новые пласты невербализованного, способствуя их «всплыванию» до уровня
Приведенная несколько упрощенная схема выражает нашу точку зрения по обсуждаемому вопросу. Прежде чем изложить ее подробнее, заметим, что в ее основе лежит отрицание принципиальной невербализуемости и признание в каждый данный момент невербализованного знания, которое в последующий момент может быть вербализовано (хотя эта возможность не всегда реализуется, а если и реализуется, то не всегда адекватно). Следовательно,