Проблема сакрализации войны в византийском богословии и историографии

Норманнская агрессия на Балканах поставила ромеев перед фактом слабости своей армии перед лицом рыцарского войска. В частности, хронисты часто упоминают силу натиска западной конницы и фактическое отсутствие у Византии средства ей противостоять[349]. Поэтому приходилось тщательно изучать сильные и слабые стороны своих врагов.

Иоанн Киннам замечает, что французская кавалерия лучше германской, а последние лучше сражаются в пешем строю[350]. Это было важно, поскольку традиционным элементом византийской стратегии было обширное использование наемных отрядов.

Поэтому самым простым решением проблемы стало активное привлечение самих рыцарей в качестве ударной силы ромейского войска. Формировались также отряды из турок, половцев, активно использовались англо-саксонские воины в составе императорской гвардии. Однако предпринимались и попытки сформировать собственные отряды «по западному образцу»[351].

Из-за частых контактов с латинскими крестоносцами появились новые приемы ведения боевых действий. Правда, как отмечают историки, например Т. Довсон, это коснулось в основном кавалерии[352]. До этого тяжелой кавалерии клибанариев предписывалось атаковать противника шагом в тесном взаимодействии с пехотой. Теперь же вошел в обиход традиционный для Запада таранный удар копьем тяжеловооруженного всадника. Ко временам Мануила ромейская конница стала практически неотличима от западной ни по вооружению, ни по тактическим приемам.

Необходимость реформ была вызвана и внутренним кризисом фемной системы. В условиях уменьшения дохода государства Алексий Комнин стал активно пользоваться так называемой пронией — правом управления какой-либо областью с получением от нее дохода при условии военной или гражданской службы, что имеет определенные параллели в системе западного феодализма.

Стратиотское фемное ополчение, показавшее свою слабость во время балканских войн с Гвискарами, было фактически заменено на прониарное, главной ударной силой которого была тяжелая кавалерия. Хотя катафракты XII века наследовали имя тяжелой кавалерии ранней Византии (да и то может быть лишь данью известной моде на архаизацию терминов ее историков), они стали больше напоминать западноевропейское рыцарство, с его недисциплинированностью и малой управляемостью[353].

Этот процесс был замечен и латинянами, воспринимавшими Мануила Комнина за близкого им короля-рыцаря. С другой стороны, это же стало одной из причин угасания полемологической литературы Византии. Начиная с XI века военная наука Романии фактически прекратила свое развитие, и до самого падения Константинополя в 1453 году не сохранилось ни одного трактата, описывающего поведение стратега в изменившихся условиях, или хотя бы упоминания о нем.

Вполне возможно, это связано с тем, что столкнувшись с новыми западными методами ведения боя, талантливые полководцы стремились скорее перенять их, чем создать свои способы борьбы с ними. Иными словами, писать о том, как следует справляться с таранным ударом латинских рыцарей, не было нужды, поскольку в византийской армии были аналогичные соединения. «Рецепт победы» лежал скорее в области экономики — кто сумеет нанять больше тяжеловооруженных всадников, тот и побеждает.

Однако ромеи хранили богатые инженерные традиции, мастерски вели осады и защищали крепости, что в высоком Средневековье часто оказывалось важнее полевых битв. Если внимательно присмотреться к повествованию Никиты Хониата и Иоанна Киннама, то упоминание различных осад встречается намного чаще, чем масштабных полевых сражений.

Вопрос об удачности проводимых реформ довольно сложен. Однако по тону летописцев можно судить, что в правление Мануила византийцы научились справляться с натиском западных рыцарей. Хотя «варварская ярость» продолжала удивлять своей силой, но у ромеев было, что ей противопоставить. Как сообщает Иоанн Киннам, во время итальянской кампании византийская армия действовала вполне успешно[354], периодически побеждая даже в сложных для себя прямых конных стычках[355].

Интересно, что влияние латинских обычаев в Византии в правление Мануила распространилось и на судебную систему. Как упоминает Диль[356], появилась даже практика судебных поединков, невозможная какими-то пятьюдесятью годами ранее в годы Алексия Комнина, не говоря уже о немыслимости подобного в более ранние эпохи.

Учитывая, что на Западе в раннее Средневековье существовала определенная связь представлений о священной войне с идеей судебного поединка, эта тема заслуживает упоминания в нашей работе. Однако эта связь прослеживалась только в т.н. честной войне, или «guerroyable», тогда как основной формой вооруженных конфликтов Византии оставалась «война на уничтожение», или «mortelle», о чем уже говорилось в предыдущих разделах представленной работы. Поэтому редкие случаи таких поединков, да и вообще краткость, по меркам истории, времени правления Мануила I, не оказали большого влияния на общее развитие военной идеологии.