Проблема сакрализации войны в византийском богословии и историографии

Ощутимо влияние Запада и в художественной литературной традиции. Именно это сделало возможным и определенное влияние латинян на жизнь и мироощущение ромейской столицы и образованных дигнатов. Например, эпическая поэма о Дигенисе Акрите, по мнению А.Д. Алексидзе, была значительно переработана на рубеже XII-XIII веков под влиянием новой литературной моды — увлечение жанром любовно-приключенческого романа[365].

Можно говорить и о заимствовании некоторых изобразительных элементов западной культуры. В художественной литературе появляются элементы аллегоризма, которые вполне осознаются современниками и иногда даже вызывают отрицательную реакцию: «Эти элементы средневекового “аллегоризма” и некоторые сюжетные детали в романе Евматия[366] дали основание для его сближения с французским аллегорическим романом XIII в. “Roman de Іа Rose”, что заставляет задуматься о существовании далеко еще не ясных путей взаимоотношения и взаимодействия западной и византийской литератур данной эпохи. С другой стороны… любовные взаимоотношения героев, отмеченные повышенной чувственностью, здесь вполне реальны, вполне созвучны духу времени, размаху светских настроений византийского общества XII в., особенно усилившихся в период царствования Мануила Комнина. Одним из свидетельств ощутимого воздействия романов на современников именно их реальным, светским содержанием являются предпринимаемые несколько позже попытки… ослабить влияние этих любовных историй на умы и души читателей посредством их искусственных, аллегорических толкований»[367].

Некоторое логическое завершение «прозападных» тенденций в литературе представлено в романе «Белтандр и Хрисанца», который можно с полной уверенностью назвать рыцарским романом. В нем, по словам Диля[368], историк найдет чрезвычайно много свидетельств того, как западные традиции, начиная соколиной охотой и кончая чисто феодальными отношениями сеньора и вассала, преломлялись византийским сознанием и включались в обычный порядок жизни.

Однако намного большее воздействие оказало новое открытие в Империи античной культуры. «Если XI век в Византии — это по преимуществу aetas philosophica, то XII век можно назвать aetas rhetorica. Древняя, восходящая к Исократу, дилемма “философия или риторика” занимает умы византийцев этой эпохи и разрешается в основном в пользу риторики (например, в сочинениях видного представителя риторики XII в. Михаила Италика). Но это уже риторика, литература, во многом изменившие содержание, обретшие политическую остроту и актуальность», — замечает А.Д. Алексидзе[369].

Именно новым открытием для себя культуры античности объясняются часто появляющиеся на страницах византийской литературы образы великих героев Древней Греции — героев, полководцев, философов и ораторов. Именно поэтому латинские влияния так и остались своеобразной «экзотикой» для ромеев того времени, соответственно, такой серьезный вопрос как придание войне особого священного статуса, с которым бы согласились и образованное духовенство, и светские власти, и городское население, и простые солдаты, оставался к началу XIII века чуждым для ромеев, в отличие от традиционных для Византии прежних веков черт прославления воинского дела. Так, В.А. Сметанин отмечает, что для обозначения воинов в эпистолографии использовались привычные фразеологизмы как «защитники народа Божьего»[370].

Таким образом, можно сделать вывод, что влияние Запада на отдельные сферы культуры, по преимуществу элитарной ее части, в Византии все же было. Однако делать из этого выводы о распространении западного военного мышления на широкие слои византийского общества слишком самонадеянно. Г.Г. Литаврин утверждает: «Латиняне в глазах византийцев к началу XIII столетия — это не только грабители, сребролюбцы, захватчики, варвары, не ведающие ни истинной веры, ни подлинной культуры, — они “враги Христа”, предатели христианства; они отступники, посягающие на священные права Римской империи… Ненависть к “латинству” стала второй натурой византийца именно в XII столетии»[371].

На наш взгляд, подобное утверждение слишком категорично, даже в XIII веке, после событий 1204 года были и вполне мирные контакты ромеев с латинянами. Однако рост раздражения со стороны многих византийцев по отношению к Западу действительно имел место быть. Они могли простить необычные увлечения своего вполне достойного императора, но это вряд ли могло означать их примирение с вызывающим, а порой и наглым поведением латинян.

Именно это привело к тому, что после смерти Мануила и первых провалах регентства императрицы Марии Андроник Комнин искусно разыграл «патриотическую карту» и пришел к власти на волне антилатинских настроений.