Новообразованное государство нуждалось в государственной символике. Началась работа по ее созданию. Важное пропагандистское значение имела поездка живого символа автономии края Г.Н. Потанина в Тобольск, носившая пропагандистский характер и широко освещавшаяся сибирской прессой. Газета «Омский вестник» писала о приезде Потанина в Омск, что это была «его частная поездка, в действительности превращенная в триумфальное шествие воплощенной идеи сибирской автономии, от самых первоначальных ее истоков доведенной до нынешнего его торжественного завершения. В лице Потанина для сибиряков видна не только крупная личность, заслуживающая величайшей признательности от своих соотечественников, но именно живая идея Родины, живой подвиг во славу этой последней. Именно эта идея чествуется Сибирью в лице Г.Н. Потанина»87
.Для популяризации государственной символики Сибири 14 августа 1918 г. в Омске на Сибирском вечере в саду «Аквариум» был исполнен «Сибирский народный гимн». Это событие широко освещалось прессой. Расчет делался на эмоциональное воодушевление сибиряков для защиты своего суверенитета и закрепления в их сознании идеала независимости Сибири. Областнические издания возобновили выход из-за потребности молодого сибирского государства в идеологическом обеспечении своей деятельности. Поэтому пресса областников объективно выполняла государственный заказ.
Это обстоятельство являлось стимулом для радикализации политических требований, выражаемых в областнической прессе. В одной из самых ярких статей по данной тематике (о взглядах Г.Н. Потанина) отмечалось: «Он подчеркивал, что говорит о культурном лишь сепаратизме, а не политическом, но это потому, что объективные условия еще не были таковы, чтобы можно было на очередь поставить политическое обособление Сибири». Теперь же последователи Потанина доводили родившийся из сибирского культурного сепаратизма политический сибирский сепаратизм до его крайнего проявления – требования образования независимого сибирского государства. Через печать они вновь выдвигали лозунг «Сибирь – для сибиряков!» и обосновывали «объективные условия для отделения Сибири от России», считая, что «сепаратизм в действительности ничего преступного и предосудительного ни с политической, ни с моральной точки зрения не заключает»88
. Приведенные выше рассуждения доказывают, что культурный сепаратизм со временем неизбежно приводит к политическому. Переход от первого ко второму – это лишь вопрос времени. Обычно это происходит в момент ослабления государства, на территории которого действует данное общественно-политическое движение.Но политическое положение областничества к лету–осени 1918 г. коренным образом изменилось. Если осенью 1917 г. движение реально претендовало на объединение основных общественно-политических сил региона на своей платформе, то теперь оно являлось знаменем антибольшевистского лагеря в Сибири, где каждая сила ясно осознавала свои цели. Основные российские политические партии не заходили так далеко в вопросе об образовании самостоятельных государств на территории бывшей империи. Кадеты не шли дальше автономии, эсеры выступали за федерацию. Собственно же областники в тех условиях выступали как минимум за сохранение политической автономии края, как максимум – за создание Сибирского государства. Суверенизация Сибири в формах, желаемых областническими деятелями, была неприемлема для общероссийских политических партий, выступавших за территориальную целостность страны.
Сибирские народы осознали свои интересы и самостоятельно выступили на политическую арену. С.Г. Сватиков совершенно верно отмечал, что «возрождение национальностей Сибири в эпоху 1905–1925 гг. сильно осложнило прежнюю прочную концепцию великорусского сибирского областничества». В статье «Нужна ли инородцам автономия?», написанной под псевдонимом Саха Огото, была высказана следующая мысль: «Инородческий вопрос теперь должен вступить в новую стадию своего развития. Его разработку и практическое разрешение должны взять непосредственно и кровно заинтересованные в нем люди – сами инородцы»89
.