Проблемы теории государства и права

Отчужденный от этого права человек - не только внутренний или внешний нонконформист, но часто индивид, поглощенный все тем же идолопоклонством, на этот раз "наивно правовым", захваченный искренней верой в то, что существующие при данном режиме законы совершенны, что в них закреплен (на самом-то деле отчужден) всеобщий порядок и социально-политическая гармония, а юрист - это человек, который обладает высшим знанием, знанием о том, как "вертится" вся эта система и каким образом следует поступать, чтобы ее "верчение" соответствовало интересам просто обывателя, точнее, не погубило бы его.

Следствие отчуждения от права - неспособность как к критической оценке действующего права, так и к выполнению конструктивной, креативной, законотворческой функции. Но наиболее очевидное проявление правового отчуждения - невозможность осуществления законных прав, в строгом смысле слова - невозможность адекватного исполнения законов в силу несовершенства и самих законов, и механизма их применения и исполнения. В наши дни таковым проявлением видится невозможность жить - как биологически, так и социально, - строго исполняя, применяя и соблюдая закон. Это - пик правового отчуждения.

Несовершенство права, если абстрагироваться от его политической направленности, уже несет в себе зерно отчуждения. Недостаточно отработанная юридическая техника, пробельность, противоречивость, паллиативность законодательства - все это порождает отчуждение от права граждан, которые, не обладая еще при этом социально необходимым минимумом правовых знаний, обделенные правовой культурой, чувствуя себя бессильными перед лицом государственных учреждений, применяющих и даже принимающих законы (тем более административные акты) не вполне правовыми способами, заражаются правовым нигилизмом. А правовой нигилизм - явление, родственное политической апатии: отчуждение от несовершенного права компенсируется стремлением (и умением) обойти закон, равно как несовершенство, а еще более - извращенность политической системы влекут за собой стремление к политической мимикрии, приспособленчеству, конформизму. В этой ситуации мы можем говорить о целиком неправовом обществе: и "верхи" и "низы" ни во что не ставят закон. Одни плохо его составляют и применяют, другие плохо его исполняют. Но самое скверное, когда и жить-то по закону невозможно ни внизу, ни наверху, т.е. общество пребывает в антиправовом состоянии.

Впрочем, это если и не простая, то во всяком случае более или менее привычная ситуация. Гораздо сложнее и тяжелее, когда происходит слом несовершенной, но сравнительно устоявшейся, как бы "понятной", казавшейся стабильной, правовой (юридической) системы и переход не только к новой юридической базе, но и к новому пониманию права вообще. Если учесть, что это переходное состояние является метаправовым, т. е. затрагивает не только право, но и, прежде всего, политику и экономику, нравственность и быт миллионов людей, то становится понятным, почему в переходные эпохи ощущение отчужденности усиливается. Здесь мы сталкиваемся с феноменом правовой аномии, юридической дезорганизации, перехода от старой системы права к новой, когда возникает проблема восполнения правового вакуума и - главное - проблема адаптации отчужденных граждан к этой ситуации и грядущему новому праву.

Интересно, что правовая аномия в России в известном смысле усложнена дополнительными адаптационными препятствиями. Официальная политическая и правовая доктрина полностью видоизменилась, во многом она сориентирована на способность гражданского общества и самих индивидов к самостоятельным действиям и саморегуляции. Однако к этому - ни объективно, ни субъективно - граждане, общество, государство не были готовы: саморегуляционные способности и возможности наращиваются в основном практическим и психологическим опытом. В таких условиях эмпирическое приспособление в правовой сфере выступает как правонарушение для индивида, а правонарушаемость становится характеристикой общественного состояния в целом. При соответствующей отягощенной наследственности нации - устойчивом правовом нигилизме неизбежна криминализация общественно-государственной и частной жизни, усугубляемая явным дефицитом как политико-правовой воли властей к минимизации криминального образа жизни, так и самого социального контроля.

Переходные ситуации характеризуются и тем, что на практике действует не то чтобы старое право (хотя и это тоже), но старые юридические стереотипы в применении нормативных актов. Переориентированное же на новые правовые положения сознание приходит в конфликт с этим обстоятельством правовой жизни, что усугубляет правовую апатию, подрывает только-только сформировавшееся доверие к новой правовой системе, претендующей на демократичность и цивилизованность, и в целом девальвирует восприятие права как ценности[622].