Проблески золотого детства

Учитель говорил: «Если я не занимаюсь несколько часов, никто не замечает, но, конечно, я вижу разницу». Надо постоянно практиковаться, и чем больше вы практикуете, тем больше вы натренированы в практике, она становится легче. Постепенно приходит мгновение, когда дисциплина больше не упражнение, а радость.

Я говорю о классической музыке, не о своем предмете. Мой предмет изначально наслаждение или начало наслаждения. Я расскажу вам об этом позже…

Я слушал Рави Шанкара много раз. У него есть подход, волшебный подход, который есть лишь у очень немногих людей в мире. Это была случайность, что он прикоснулся к ситаре; к чему бы он ни прикасался, все становилось его инструментом. Это не инструмент, это всегда человек.

Он влюбился в звуки Аллауддина, а Аллауддин был намного выше - - и даже если бы тысячи Рави Шанкаров объединить вместе, они бы не могли достичь его высот. Аллауддин определенно был бунтарем и не только как новатор, но и как неповторимый творец музыки. Он многое принес в музыку.

Сегодня почти все великие музыканты в Индии - его ученики. Это не без причины. Разные музыканты приходя г только, чтобы прикоснуться к ногам Бабы: играющие на ситаре, танцоры, флейтисты, актеры. Вот так он был известен, просто как «Баба», потому что кто будет называть его по имени, Аллауддин?

Когда я видел его, ему уже было за девяносто. Естественно, он был Бабой, это просто стало его именем. И он учил стольких музыкантов играть на стольких инструментах. Вы могли принести любой инструмент и могли увидеть, как он начинал играть па нем, как будто он в жизни ничего не делал, как только занимался этим.

Он жил очень близко от университета, в котором я был, всего в нескольких часах. Я иногда приезжал к нему, когда не было никаких фестивалей. Я упомянул об этом, потому что фестивали проводились всегда. Я был единственным, кто спросил его: «Баба, вы можете сказать мне числа, когда здесь не будет фестивалей?»

Он посмотрел на меня и сказал: «Так ты пришел, чтобы унести и это?» И с улыбкой назвал мне три даты. В году было всего три дня, когда не было фестивалей. Причина была в том, что с ним были различные музыканты - индусы, мусульмане, христиане — каждый фестиваль приходил там. Он был, в настоящем смысле, патриархом, святым покровителем. Я приезжал к нему в эти три дня, когда он был один, и вокруг не было толпы. Я сказал ему: «Я не хочу тревожить вас. Вы можете сидеть молча. Если вы хотите играть, делайте что хотите. Если вы хотите рассказывать Коран, мне понравится. Я пришел сюда, чтобы быть частью вашего окружения». Он заплакал, как ребенок. Я вытер его слезы и спросил: «Я причинил вам боль?»

Он сказал: «Нет, совсем нет. Это просто так тронуло мое сердце, что я не мог ничего сделать и заплакал. И я знаю, что не должен плакаты я так стар и это неуместно, но разве всегда надо быть уместным?»

Я сказал: «Нет, по крайней мере, когда я здесь». Он начал смеяться, и слезы на его глазах, и улыбка на его лице… и то, и другое было такой радостью.

Масто привел меня к нему. Почему? Я скажу еще кое-что, прежде чем отвечу на этот вопрос…

Я слышал Вилаят Хана, другого великого исполнителя на ситаре — возможно, немного более великого, чем Рави Шанкар, но он не новатор. Он совершенно классический, но слушая его, даже я полюбил классическую музыку. Обычно, я не люблю ничего классического, но он играет так совершенно, что ничего нельзя поделать. Вам приходится любить это, это не в ваших силах. Как только ситара оказывается в его руках, вы больше не владеете собой. Вилаят Хан — это чистая классическая музыка. Он не позволит никакого загрязнения, он не допустит ничего популярного. Я имею в виду «поп», потому что на Западе, пока вы не скажете «поп», никто не поймет, что это популярно. Это просто укороченное слово «популярный» - плохо укороченное, истекающее кровью.

Я слышал Вилаят Хана, и я хотел бы рассказать вам историю об одном из моих очень богатых учеников. Это было приблизительно в 1970 году, потому что с тех нор я ничего о нем не слышал. Он до сих пор суше-

ствует я спрашивал о нем, но саньяса так напугала многих людей, особенно богатых.

Эта семья была одна из богатейших в Индии. Я был поражен, когда жена сказала мне: «Вы единственный человек, кому я могу сказать это: десять лет я любила Вилаята Хана».

Я сказал: «Что же в этом плохого? Вилаята Хана? - ничего плохого».

Она сказала: «Вы не понимаете Я не имею в виду его ситару, я имею в виду его самого».

Я сказал: «Конечно! Что ты будешь сделать с его ситарой без него?»

Она стукнула рукой по голове и сказала: «Вы что, вообще ничего не понимаете?»

Я сказал: «Смотря на тебя, нет. Но я понимаю, что ты любишь Вилаята Хана. Это прекрасно. Я просто говорю, что в этом нет ничего плохого».