— Да кто ее спрашивает… Пусть себе стирает да готовит… Будут иногда наведываться и в Русе, присматривать за внуками, — конечно, когда родятся, а они не могут не родиться, раз будут налицо свадьба, брак и прочее.
Замолчали. Наконец старик рассеянно сказал:
— Хорошо ты все задумал, сынок, только смотри, чтобы черная кошка дорогу не перебежала!
— Я не фаталист! Но учел и это!
Потом вдруг вскочил и забарабанил в стекло:
— Еленка, Еленка! Простыня слетела с веревки! Прицепи еще несколько прищепок… Ветер!
Прачка разохалась и побежала за водой, чтобы выполоскать испачкавшуюся простыню.
Железнодорожник успокоился и продолжил рассказывать отцу о своих планах. Сообщил, что завтра или послезавтра встретится с секретарем парторганизации аграрно-промышленного комплекса и предложит им использовать его опыт железнодорожника. Упомянул и о новом здании, на строительстве которого он может помочь в выравнивании площадки. Может работать и на катке, и на грузовике, и на тракторе, и на легковой автомашине — на любой. Отлично разбирается в двигателях и машинах. И сил еще много. Чего по мелочам растрачиваться. Так ведь?
Старик молчал. В том, что силы «кипят», он не сомневался. Важнее было другое — то, что Митка (как он его ласково называл) вернется, наконец, в Сырнево, и они будут вместе до КОНЦА! Пусть он даже и не ухаживает за ним, достаточно только чувствовать его присутствие, слышать во дворе его голос, вдыхать его запах, распространяемый вокруг телом хорошо поработавшего человека. Вот что важно! Все остальное — пустая болтовня! Ерунда! Потому-то старик и улыбался сейчас, и радовался, слушая о его планах и намерениях.
— Одобряю, сынок, одобряю! — сказал наконец он. — Только посмотри, что скажут на это местные, и решай.
— Конечно, отец, я это знаю. Не первый день в селе. Завтра же схожу к партсекретарю. Он раньше был агрономом. Не из местных, так что мы не знакомы, но познакомимся… Не помню, как его — Балтов, Балджиев, — не запомнил. Познакомимся! Доктор Москов говорит, что он тертый калач… и что самое важное — с ним можно серьезно поговорить!
— Балтов его зовут, — пояснил старик, — из Добруджи он. Я видел его только один раз, в амбулатории, когда ему меряли давление.
— И он тоже? — воскликнул сын и рассмеялся. — Не успел приехать, а уже давление меряет!.. Разнежились молодые кадры, отец! А спросили бы меня, каково мне было с дизелем!.. По двенадцать часов в пути, километраж, грузы… и снова на пост!
Глянул в окно и постучал по стеклу.
— Эй, Еленка, осторожней, а то и отцовские исподники свалятся в грязь… Побольше прищепок, говорю, — видишь, какой ветер!..
Пока железнодорожник давал указания жене, калитка открылась и во двор вошли двое: один помоложе, с трубкой во рту, а второй — доктор Москов.
— Отец! Гости идут! — воскликнул железнодорожник и засуетился. Неизвестно почему, но его смущал молодой человек с трубкой. Быстренько взбил подушку в изголовье больного, заботливо подоткнул одеяло, убрал со стола какую-то грязную тарелку и вышел встречать гостей.
19
Студент последнего курса Николай Влаев решил посетить больного (нанести «визит доброй воли»), чтобы выразить свои соболезнования — от себя и от имени отца, которому стечение чрезвычайных обстоятельств помешало приехать самому.
Войдя в кухню, Влаев сразу же спросил, можно ли здесь курить. И, не дожидаясь ответа, вынул изо рта трубку и выбил ее в печку.
— У больного не курят, — сказал он, взглянув на доктора Москова, — не так ли?
— Да, — ответил доктор, — хотя наш больной здоровее нас обоих.
Пошутив, гости за руку поздоровались с больным и с железнодорожником, хмуро глядящим под ноги и как будто готовым в любой момент вскочить и убежать из комнаты. Но он не убежал.
Не убежал, потому что горел от любопытства понять, зачем, все-таки, пришли эти нежданные гости и что-то еще захотят от его отца.
Влаев и доктор уселись напротив больного на топчане, застланном пестрым домотканым одеялом, порядком потертым и потерявшим цвет, но это не помешало дипломнику восхититься народным искусством и между прочим спросить, делают ли еще в Сырнево такие одеяла или нет. Доктор ответил, что давно уже не делают, потому что старые мастера умели, а молодых нет. Но это прекрасное ремесло может и возродиться — лишь бы нашелся энтузиаст, который проявил бы инициативу и желание, как это произошло, например, в музее «Этыра» в Габрово, куда сейчас стекаются тысячи туристов, — и болгары, и иностранцы, — и общинный Совет загребает бешеные деньги. Услышав слово «Этыра» и «бешеные деньги», Влаев еще больше загорелся идеей «народного искусства». Он уже видел здесь фабрику, выпускающую ковры ручной работы, соперничающие с персидскими; ремесленные мастерские, выдающие на-гора резные шкатулки и тарелки; резные деревянные потолки, не хуже знаменитых тревненских. А воображение уже рисовало ему керамическую фабрику на реке Сырненке, работающую под началом дизайнеров.