Пробуждение

– Думаю, это просто отмазка, – сказала вдруг Анна.

– В смысле? – уточнил Дэвид подчеркнуто спокойно, словно она перебила его, не дав завершить предложение. – Вышибить свиней?

– Ё-моё, – сказала Анна, – да это пустые слова.

– О чем ты, мля, вообще говоришь? – он словно обижался.

Но она молчала, сидела, обхватив колени, и курила, выпуская дым через ноздри. Я встала и принялась собирать тарелки.

– Меня заводит, когда она так наклоняется, – сказал Дэвид. – Четкая у нее задница. Я большой ценитель задниц. Джо, ты не думаешь, что у нее четкая задница?

– Можешь забирать, – бросил Джо.

Он, все еще злясь, выравнивал песчаную горку, которую построил.

Я высыпала остатки крошек в духовку и вымыла тарелки, окрасив воду красновато-синим, как вены. Ввалились остальные и расселись за столом; они были не в настроении для бриджа и принялись читать детективы и старые номера альманахов «Маклинз» и «Нэшнл джиографик», причем некоторые десятилетней давности. Я читала их все, так что просто взяла свечку и ушла в комнату Дэвида и Анны в поисках других номеров.

Я забралась на кровать, чтобы достать до полки. Там была стопка книг; я сняла ее и поднесла поближе к свечке. Сверху лежали романы в бумажных обложках, обычное чтиво, но под ними оказалось кое-что, чего я там совсем не ожидала увидеть: коричневый кожаный фотоальбом, который должен был валяться на городской помойке вместе с нетронутыми свадебными подарками мамы – потускневшей серебряной посудой и кружевными скатертями, – и альбомы, в которых мы рисовали, когда шел дождь. Я думала, она их выбросила; мне стало интересно, кто принес их сюда, кто из них.

Альбомов было несколько; я уселась на кровать и открыла первый попавшийся, с таким чувством, словно открываю чей-то личный дневник. Это был альбом брата: взрывы красным и оранжевым, солдаты, разрывающиеся в воздухе, самолеты и танки; в то время он, наверное, ходил в школу и знал достаточно, чтобы рисовать маленькие свастики на боках армейских машин. Дальше были летающие люди с капюшонами, как в комиксах, и исследователи другой планеты – он часами разъяснял мне эти картинки. Лиловые джунгли, которые я забыла, зеленое солнце с семью красными лунами, животные с чешуей, и гребнями, и щупальцами; и растение-людоед, заглатывавшее неосторожную жертву, изо рта которой выходил пузырь, похожий на жвачку, со словом «ПОМОГИТЕ». Другие исследователи спасали напарника, используя свое оружие: огнеметы, пистолеты с раструбами, лучевые пушки. На заднем плане виднелся их космический корабль, пестревший приборами.

Следующий альбом был моим. Я внимательно просмотрела его, выискивая что-нибудь такое, в чем могла бы узнать себя: откуда я пришла или где свернула не туда; но в альбоме совсем не было рисунков, только вклеенные иллюстрации, вырезанные из журналов. Это были фотографии разных «леди»: с банками моющих средств, за вышиванием, они улыбались, демонстрируя туфли на шпильках с открытым мыском и нейлоновые чулки с темными швами, а еще – шляпки-таблетки с вуалью. Леди – это тот образ, который ты одевала на Хеллоуин, когда не могла придумать ничего лучше, а быть привидением не хотелось; а еще ты прибегала к нему в школе, когда тебя спрашивали, кем ты хочешь быть, когда вырастешь, и ты говорила: леди или мамой – и то, и другое было безопасно; и это не было ложью, я действительно хотела этого. На некоторых страницах были женские платья, вырезанные из почтовых каталогов, одни платья.

Я открыла другой альбом: тоже мой, более ранний. Там были рисунки ярко раскрашенных пасхальных яиц, по одному и кучками. Некоторые были с человекообразными кроликами, залезающими на них по веревочной лестнице; кролики, по-видимому, жили в яйцах, поскольку сверху на них были дверцы, и кролики могли втянуть за собой лестницы. Там имелись яйца и поменьше, соединенные с большими мостиками, – это были нужники. Страница за страницей были изрисованы яйцами и кроликами, травой и деревьями, нормальными и зелеными, с цветами вокруг них, и на каждом рисунке в верхнем правом углу светило солнце, а в левом на том же месте – луна. Все кролики улыбались, а некоторые надрывно смеялись; несколько кроликов ели мороженое, восседая на пасхальных яйцах. Никаких монстров, войн, взрывов, никакого героизма. Я совершенно не помнила, чтобы рисовала эти картинки. Я разочаровалась в себе: «по-видимому, в детстве я была гедонисткой», – подумала я, и весьма заурядной, не увлеченной ничем, кроме внешнего благополучия. Но, возможно, это было мое видение Рая.

Кто-то вошел в комнату у меня за спиной. Это был Дэвид.

– Эй, леди, – сказал он, – что ты делаешь в моей постели? Ты клиент или как?

– Извини, – попросила я.

Я положила фотоальбом обратно на полку, но альбомы с рисунками забрала к себе в комнату и засунула под матрас – я не хотела, чтобы друзья увидели их.

Глава одиннадцатая