Ночью Джо не поворачивался ко мне – он не собирался мириться. Я провела пальцами по его волосатой спине, давая понять, что хочу перемирия, чтобы наши границы вернулись на прежнее место, но он оттолкнул меня, недовольно что-то промычав, и я оставила его в покое. Я устроилась поудобнее и постаралась отключиться от мыслей о нем: он был в кровати всего лишь чем-то случайным, вроде рюкзака или большой репы. Как говорил отец, есть разные способы ободрать кошку; меня это озадачивало – я не понимала, зачем кому-то обдирать кошку хотя бы одним способом. Я уставилась в стену и стала вспоминать поговорки: как ты со мной, так и я с тобой; жениться впопыхах – жить в грехах; меньше слов, больше дела – расхожая мудрость, от которой нет никакой пользы.
За завтраком он игнорировал меня, как и остальных, склонившись над своей тарелкой и отвечая сквозь зубы.
– Что это с ним? – спросил Дэвид.
Он отпускал бороду, появилась бурая поросль на подбородке.
– Тихо ты, – сказала Анна.
Но при этом взглянула на меня вопросительно, возлагая на меня ответственность за разлад, в чем бы ни была причина.
Джо вытер рот засаленным рукавом рубашки и вышел из дома, не позаботившись придержать сетчатую дверь на пружине.
– Может, у него запор? – предположил Дэвид. – Люди от него куксятся. Ты уверена, что он как следует испражняется? – и хохотнул пару раз, как моряк Попай, оттопырив уши.
– Дуралей, – Анна с нежностью взъерошила его волосы.
– Эй, не делай так, – сказал он, – а то все выпадут.
Он подскочил к зеркалу и пригладил волосы, уложив как прежде; раньше я не замечала, что он прикрывает намечавшуюся лысину.
Я собрала шкурки от бекона и хлебные крошки и вынесла птицам. Там были сойки, они увидели, что я несу еду и сообщили остальным резким чириканьем. Я тихо стояла, вытянув руку, но они не подлетали; они пикировали надо мной, проводя разведку. Может, я шевелилась незаметно для себя – нужно было убедить их, что ты просто вещь и не представляешь опасности. Наша мама это умела – мы смотрели на нее из окна; она говорила, что мы их пугаем. Когда-то люди верили, что полет птиц несет в себе знамение – ауспиция.
Я услышала комариное жужжание лодочного мотора, высыпала крошки на поднос и пошла на мыс смотреть. Это была лодка Поля, белая и неказистая, самодельная; он помахал мне с кормы. С ним был еще один человек, сидевший на носу спиной вперед.
Они причалили к мосткам, и я сбежала к ним по ступенькам; поймав канат, привязала лодку.
– Осторожно, – сказала я им, когда они стали выбираться на мостки, – тут кое-где дерево прогнило.
Поль привез мне здоровый куль овощей со своего огорода: он вручил мне букет листовой свеклы, ведерко зеленой фасоли, пучок моркови, цветную капусту, большущую, точно мозг, причем сделал это с чрезвычайно смущенным видом, словно боялся, что я могу отказаться. По сложившейся традиции мне полагалось вручить ему в ответ аналогичную кучу со своего огорода. Я подумала с досадой о хилой капусте и редиске, уже пошедшей на семена.
– Вот человек, – сказал он. – Его направляют мне, потому что знаю твоего отца.
Он отступил назад, устраняясь, и едва не свалился с мостков.
– Малмстром, – произнес человек, словно назвал базу ВВС, и вскинул руку в мою сторону.
Я переместила листовую свеклу к локтю и, протянув руку, ответила на доверительное пожатие.
– Билл Малмстром. Пожалуйста, зовите меня Билл.
У него были коротко стриженные седые волосы и аккуратные усы, как в рекламе рубашек или водки; одежда на нем была походная, довольно поношенная, – выглядел он человеком бывалым. На шее у него висел бинокль в замшевом футляре.
Мы прошли к берегу, он вынул трубку и стал раскуривать ее. Я подумала, не из правительства ли он.
– Поль тут рассказывал мне, – начал он, оглядываясь на Поля, – какое у вас замечательное место.
– У моего отца, – уточнила я.
На его лице отразилось наигранное соболезнование; если бы он был в шляпе, то снял бы ее.
– Ах да, – сказал он. – Такая трагедия.
Я ему не доверяла: я не могла определить его акцент, но фамилия казалась немецкой.
– Откуда вы? – спросила я, стараясь быть вежливой.
– Мичиган, – сказал он так, словно этим стоило гордиться. – Я член детройтского филиала Ассоциации охраны дикой природы Америки; у нас есть филиал в этой стране, довольно-таки успешный филиальчик. – Он ухмыльнулся мне, ища расположения. – На самом деле я как раз хотел поговорить с вами об этом. Наше заведение на озере Эри, э-э… как бы это сказать, прогорает. Полагаю, я могу говорить от лица всех мичиганских членов, что мы готовы сделать вам предложение.
– Какое предложение? – спросила я.
Он говорил таким тоном, словно хотел продать мне что-то – журнал или членский билет.
Он очертил своей трубкой дугу.
– Это чудесное владение, – сказал он. – Что бы мы тут сделали, так это нечто вроде дома отдыха, где наши члены могли бы медитировать и созерцать, – он выпустил дым, – природные красоты. И, может быть, немного охотиться и рыбачить.
– Вы хотите это осмотреть? – спросила я. – Ну, дом и остальное.