Пробуждение

– Ну, еще увидимся, – бросил второй, с кормы.

Их лодка проплыла мимо нас к следующему бобровому домику.

Удочки фирмы «Рэйган», непроницаемые лица, как космические шлемы, глаза снайперов – это сделали они; их покрывал холодный блеск вины, словно фольга. У меня в памяти всплыли истории, которые я слышала про американцев: они набивают понтоны своих гидросамолетов нелегально выловленной рыбой, приделывают второе дно к своей машине с двумя сотнями форелей на сухом льду – лесничий поймал их случайно.

«Это паршивая страна, – сказали они, когда он отказался от взятки, – ноги нашей здесь не будет».

Они напивались и развлекались, гоняясь за гагарами на своих моторках, не оставляя их в покое, когда те ныряли, и не давая возможности взлететь, пока несчастные не погибали от усталости или под винтом их лодки. Бессмысленное убийство – это для них игра; после войны им скучно.

Солнце почти зашло, с другой стороны неба разливалась чернота. Мы принесли с собой четыре рыбы, и я обрезала ветки молодого деревца, чтобы получилась рогатка, и нацепила на нее рыб за жабры.

– Фу, – сказала нам Анна, – от вас несет, словно тут рыбный рынок.

– Сейчас бы пива, – сказал Дэвид. – Надо было спросить у янки, у них явно есть.

Я пошла к озеру с куском мыла, чтобы смыть с рук рыбью кровь. Анна направилась за мной.

– Господи, – вздохнула она, – что же мне делать? Я забыла косметику, он меня убьет.

Я рассмотрела ее: в сумерках лицо было серым.

– Может, не заметит, – сказала я.

– Заметит, не сомневайся. Если не сейчас – пока еще не все стерлось, – так утром. Он хочет, чтобы я постоянно выглядела как молоденькая цыпочка, иначе бесится.

– Ты можешь хорошенько перепачкать лицо, – подала идею я.

На это она ничего не ответила. Села на камень и опустила голову на колени.

– Он мне это припомнит, – сказала она обреченно. – У него есть целый наборчик правил. Если я хоть одно нарушу, он меня наказывает, только он их постоянно меняет, так что никогда не знаешь. Он псих, у него чего-то не хватает – понимаешь, о чем я? Ему нравится заставлять меня плакать, поскольку сам он не может.

– Но это не так уж страшно, – произнесла я, – забыть косметику.

Она издала горловой смешок, похожий на кашель.

– Дело не в макияже; ему лишь бы прицепиться. Он все время следит за мной, ждет оправданий. И тогда он или совсем мне не вставит, или будет так долбить, что больно станет. Наверное, ужасно, что я говорю все это. – Белки ее глаз сверкнули в полутьме. – Но если сказать ему что-то такое, он просто отшутится – говорит, у меня голова как из мыльной оперы, говорит, я все выдумываю. Но это правда, ты же понимаешь.

Она обращалась ко мне как к судье, но при этом не доверяла, она боялась, что я начну говорить с ним у нее за спиной.

– Может, тебе надо уйти, – предложила свое решение я, – или получить развод.

– Иногда я думаю, он этого хочет, уж и не знаю. Когда-то нам было хорошо, потом я по-настоящему полюбила его, а он не выносит этого, не выносит моей любви. Разве не смешно?

Анна накинула на плечи кожаную куртку моей мамы, она взяла ее, поскольку у нее не было теплого свитера. Мамина куртка на ней смотрелась нелепо, несуразно. Я попробовала думать о маме, но ничего не получилось; единственное, что мне вспоминалось, – это история, которую она рассказала когда-то, о том, как в детстве они с сестрой сделали себе крылья из старого зонтика; они спрыгнули с крыши амбара, надеясь полететь, и она сломала обе лодыжки. Мама смеялась, вспоминая об этом, но мне история казалась жутковатой и грустной – нестерпимая неудача.

– Иногда я думаю, он бы хотел, чтобы я умерла, – сказала Анна, – у меня бывают такие сны.

Мы вернулись назад, я разожгла костер и намешала немного какао с сухим молоком. Теперь вокруг было темно, только пламя костра плясало, искры взвивались спиралями, угольки внизу мигали красным, когда налетал ночной ветер. Мы сидели на подстилках: Дэвид одной рукой обнимал Анну, а мы с Джо не касались друг друга.

– Это напоминает мне девочек-скаутов, – сказала Анна игривым тоном, который когда-то казался мне естественным.

Она начала петь – несмело, запинаясь:

                      В небе синие птицы
                      Будут завтра кружиться
                      Над Дувром свободного мира…

Слова летели в темноту, тонкие, как дым, и тут же испарялись. С другой стороны озера прокричала неясыть, быстро и мягко, словно ударила крылом по барабанной перепонке, перекрывая голос Анны, сводя на нет ее пение. Анна оглянулась: она это почувствовала.

– Теперь поем все вместе, – сказала она, хлопая в ладоши.

– Что ж, – отозвался Дэвид, – спокойной ночи, дети.

И они с Анной ушли в свою палатку. Там на секунду зажегся свет и погас.

– Идешь? – спросил Джо.

– Через минуту.

Мне хотелось дать ему время заснуть.

Я сидела в темноте, со всех сторон меня поглаживали звуки ночи. В отдалении светился костер американцев, тускло-красный глаз циклопа – вражеский лагерь. Я пожелала им зла: «Пошли им страданий, – молилась я, – переверни их лодку, сожги их, вскрой их». Сова, ответь мне: нет ответа.