Но никто просыпаться не хотел. Мертвецы не собирались возвращаться к мучительной работе. Антон после каждой неудачи в раздражении просил унести труп и принести следующего претендента на возвращение в обновленный мир. Силы его приходили в упадок, он угасал, терял запал, все чаще хватался за пистолет.
– Считаю до трех! Если ты не очнёшься, я выстрелю в твой тупой лоб! – угрожал мертвецу Антон.
Долго так продолжаться не могло, примерно через пять или шесть часов Антон принял бесполезность всего происходящего, устало сидел за своим столом.
– Понятно все с ними, кто захочет работать бесплатно, да еще и после смерти, – рассуждал Антов в вслух о происходящем. Да, если бы и платили…
Антон добавил почти шепотом: «Впервые в истории мы тут на себя работаем. Мы оставим своим детям не пару золотых колец и трухлявый дом, а огромную промышленность, способность самим создавать мир вокруг себя».
Мертвец вздрогнул, грудь его впервые шелохнулась, наполнилась воздухом, и он медленно выдохнул. Первый «возвращенец» начал осматриваться по сторонам, взгляд его постепенно приобретал все большую ясность. Он посмотрел на Антона, захрипел, сквозь высохшее горло пробирались его первые слова.
– Начальник, на второй улице дома уже под крышу вывели? – спросил «возвращенец».
– Давно вывели, сейчас уже внутренней отделкой занимаемся.
– Хорошо, молодцы. Нормально идем.
– Скажи, товарищ, откуда ты пришел? Что там после смерти? – задал Антон свой первый вопрос.
– Прости, товарищ! Я не помню!
После первого успеха Антон переменился, руки его дрожали от нервного истощения, он с трудом прикуривал сигарету, но несмотря на уговоры профессора, настаивал на продолжении церемонии. Боялся потерять, позабыть важные слова, смыслы, которые смог донести до мертвеца. В его голову пришло озарение, которое он боялся растерять, утратить чувство сопричастности с потусторонним миром.
Антон провел около десяти ритуалов, успешными из которых оказались только три. Лучше даже сказать два, третий мертвец повел себя неожиданно. Он зарычал протянул к Антону свои руки, пытался схватить его за шею и удушить. Антон успел взять со стола пистолет и выстрелить ему в голову. Мертвец еще какое-то время пытался подняться, но затем затих и больше уже не двигался. Его тело отнесли обратно в замерзшую яму к другим, отказавшимся вернуться мертвецам.
Профессор не смог толком объяснить, в чем была причина такого поведения. Он предположил, что некоторые мертвецы измучены преисподней. Они готовы вернуться, но рассудок их окончательно утрачен. Такие мертвецы ничего уже не чувствуют кроме боли.
***
Вертолет прилетел за учеными через неделю после начала наших ритуалов по возвращению мертвецов. Антон выдал профессору и его аспирантам благодарственные грамоты от нашей организации. Перед отъездом сотрудников МГУ был организован праздничный банкет, который ничем не отличался от обычного ужина, но на столе появилась водка, и все по старшинству говорили речи, желали удачи строителям и новых научных открытий работникам университета.
Из мертвецов были составлены отдельные трудовые бригады. Москва оповестила, что новые строительные отряды поставлены на довольствие, на территории стройки для них буду организованы специальные бараки и выделено отдельное время приема пищи в столовой. Ученые разработали специальные консервы из свиных мозгов, оказывается они прекрасно подходят для питания восставших с того света. Начальство регулярно высылало нам такие продовольственные заготовки и требовало от нас отчетности о текущем эксперименте.
Первоначальный успех и эйфория от победы над смертью довольно быстро сменились пониманием всей сложности ситуации, с которой мы столкнулись, позволив мертвецам трудиться среди людей. «Возвращенцы» оказались совершенно неуправляемы. Они быстро поняли, что смерти для них уже больше нет. Угрожать им стало бессмысленно, никакие меры воздействия с ними не работали. Многие наладили хождения в ближайшие деревни, соблазняли местных баб, приводили их в свои бараки и целыми днями только и делали, что сношались с ними.
А затем спокойный блуд в отапливаемом помещении их уже не устраивал, они выходили толпами на улицу и там проводили свои непотребные церемонии. Такое поведение начало страшно раздражать живых строителей, которым нельзя было приводить женщин. Они и раньше жаловались на происходящее в бараках вновь прибывших, но их там по крайне мере не было видно.
На строительной площадке появились дети, много детей, совершенно бесконтрольных, неподдающихся никакому воспитаю. Большинство из них привели с собой бабы из близлежащих сел и деревень. Разобраться, чьи это были дети, было невозможно. В соседних деревнях бабам кормить детей было нечем, долго на грибах и запасе ягод продержаться невозможно, а на территории стройки с ними делились консервами.