Пробуждение барса

Не успели ворота замка Носте закрыться за беспокойным владетелем, как вновь поспешно открылись. И Папуна, вздыхая, поскакал к Нугзару передать просьбу Саакадзе ускорить отправку войск в Тбилиси, где Георгий будет ровно через четырнадцать дней.

Папуна не любил торопить коня, но поручение требовало стремительных взмахов нагайки, и вспомнилось счастливое время, когда упрямые буйволы лениво передвигали его спокойную жизнь. Вспомнилось последнее возвращение на арбе из Тбилиси. Вот откос, речка, там за большим камнем Бадри рассказывал об очокочи. Бадри! Папуна нахмурился. «Жемчуг кровь любит, а кровь место ищет, а место всю землю заняло…» И Папуна отчетливо понял неумолимость завтрашнего дня. Болезненно сжалось бесстрашное сердце…

Озадаченный неожиданной поддержкой злейшего врага, Георгий с еще большей осторожностью стал подготовлять азнауров к отступлению из Тбилиси в случае предательства. Главное — выбирать выгодные вершины и ставить между собой и врагом зажженные леса, овраги, ущелья. Помня первую неудачу при Георгии X, Саакадзе решил не доверять изменчивому настроению царей, и Носте, как в дни набегов, спешно прятало в подземелья зерно, масло, тонкую шерсть.

Пастухи, нахлобучив папахи, угоняли большие стаде на дальние пастбища. Только что обосновавшиеся на базарной площади амкары бережно сворачивали разноцветный сафьян, прятали в кованые сундуки серебряную чеканку, грузили на арбы медные изделия, на верблюдов полосатые тюки. С трудом налаженная торговля, уже связавшаяся с передаточными караван-сараями, сейчас временно перебрасывалась в Амши к Дато Кавтарадзе. Никто не верил в реальную опасность, но с трудом завоеванное у князей право торговли решили не подвергать неожиданностям. Целый день на шумных улицах скрипели нагруженные арбы, женщины и дети отсылались в деревни «Дружины барсов». Эрасти отправил свою жену Дареджан и маленького сына Бежана в семью Даутбека. Отец Эрасти ни за что не хотел уходить и остался, заботливо оберегая достояние народа.

А в весенних садах распускались пышные розы, благоухала белая сирень и звонко на все голоса разливался птичий гам…

Луарсаб, обеспокоенный создавшимся положением, поделился с Тэкле своими сомнениями относительно странного поведения Георгия, даже не пытавшегося повидаться с ним отдельно. Угадывая настроение брата, Тэкле объяснила поведение гордого Моурави нежеланием пользоваться родственными правами.

Через три дня к Луарсабу вошел встревоженный Шадиман.

— Плохо, царь, нехорошие сведения князья получили, опять совещания требуют…

— Какие сведения? — спросил хмуро Луарсаб.

— Одного турка у Читского ущелья поймали, из Ирана бежал, оруженосец Азис-паши… Единственный спасся от жестокой казни. Говорят, Азис-паша охотился вблизи границы, а Саакадзе и десять азнауров арканами поймали Азис-пашу вместе с его охраной, заткнули рты, привязали коня, никто крикнуть о помощи не успел. На границе Ирана в грузинские платья одели и за большие деньги шаху Аббасу продали. От имени царя действовали. Большая дерзость! Перед Стамбулом стыдно, Азис влиятельным пашой был.

— Возможно ли?! За такую дерзость голову снять мало! Но подождем объяснения Саакадзе.

— Конечно, царь, но князья взбешены, боюсь, междоусобие начнется. Большая опасность… Нугзар поднимается, Баграт давно ждет случая, Шалва Ксанский на Андукапара тоже давно косится, а враги только и ждут, когда князья саблю обнажат…

— Дорогой Шадиман, прошу тебя пресечь распри.

— Трудно, царь, князья невозможное требуют… Грозят тебе ненавистью народа, будто открыто негодующего на брак, унизивший высокий сан царя-помазанника.

— Об этом прекратим разговор, Шадиман… О народной ненависти только от князей слышу и, должен сознаться, мало значения придаю.

— Да, царь, но дела царства в опасном положении.

— Ты можешь, Шадиман, предотвратить волнение.

— Думаю, царь, охотой растянуть время. У князей кровь остынет, и прекрасная царица, за спокойствие которой готов жизнь отдать, довольна будет…

— Празднество?! По какому случаю? Да и правду сказать, Шадиман, встревожен я, не лежит сердце к веселью.

— Царь, сейчас только пришло мне в голову… Двадцатого мая год твоего высокого венчания… Что, если из желания отслужить благодарственный молебен в Кватахевском монастыре ты и царица скроетесь на время в Твалади? Никто не посмеет осудить желания царя в такой день помолиться и отдохнуть от бурных дел…

— Шадиман, дорогой, неужели это возможно? А смотр войска? Как с Георгием?

— Очень хорошо выйдет… В Тбилиси жара, у порога переполненных дружинниками домов черная болезнь стучится. Отдашь приказ Цицишвили на Китеки уйти и там ждать смотра. Георгий не обидится, поймет, день свадьбы молодому царю и царице приятнее провести в прохладном Твалади, а не в раскаленном зноем и ненавистью Тбилиси…

— Шадиман, вдвоем?.. А как князья?..