Пробуждение Ктулху

Мистер Эндерсон владел наукой только в одном направлении и потому отнес мисс Гиббз в свою лабораторию. Увы, все деревья, которые он выращивал с такой огромной заботой и такими необъятными финансовыми вложениями, погибли за это время, ведь ученый перестал поливать их водой и кормить различными удобрительными средствами. Но сейчас мистера Эндерсона это вовсе не волновало. Безжалостной рукой он вырвал один из саженцев и отбросил в сторону, а тело своей возлюбленной бережно поместил на его место. Ее ноги коснулись прохладной почвы и остались недвижимы. Погладив ее по лицу и аккуратно убрав ее растрепанные волосы в прическу, мистер Эндерсон сел за стол и некоторое время изучал свои прежние записи, после чего вскочил как ужаленный и бросился подбирать необходимые ингредиенты. Спустя час или около того готово было особенное удобрение – удобрение, способное сохранить в живых возлюбленную девушку, ставшую столь верным и крепким спутником ученого, сумевшего создать растения, которые открыли путь в некий иной, запредельный мир.

Особенная жидкость потекла на ноги мисс Гиббз, и внезапно мистер Эндерсон ощутил, как на его душу впервые за последние дни нисходит покой. Он рухнул на пол рядом с огромным горшком, в котором поникло тело возлюбленной, и мгновенно заснул.

Когда он открыл глаза, за окном сверкала гроза. Гремел гром, и слышен был безумный дождь, заливавший, как чудилось, всю вселенную. Такая же гроза случилась в тот день, когда мисс Гиббз впервые постучала в дверь его дома… Сон взметнулся, как лист, сорванный ураганом, и взлетел куда-то в невидимые выси; мистер Эндерсон вскочил и метнулся к горшку, в котором находилась возлюбленная.

Она больше не нагибалась вниз в бессилии, о нет! Теперь она стояла прямо, став еще выше ростом, нежели была. Руки ее были раскинуты вправо и влево, под мышками появились очертания новых растущих рук, колени подрагивали, но все же стояли твердо. Ее лицо медленно повернулось в сторону мистера Эндерсона.

– Коди Чандлер Эндерсон… – раздался низкий хриплый голос, совершенно не похожий на голос мисс Гиббз.

Мистер Эндерсон содрогнулся всем телом.

– Ты… – прошептал он. – Ты – не она…

– Ты соединил одно с другим, – отвечал голос. – О, наконец-то! Наконец-то!

Охваченный яростью, мистер Эндерсон бросился к своим запасам удобрений и, схватив ведро, вылил его на ноги мисс Гиббз. Под грохот грома, доносившегося со двора, она дрожала и выкрикивала страшные слова на непонятном языке, однако чудовище еще не достигло достаточно больших размеров и мощи, чтобы вырваться на волю. Снова и снова мистер Эндерсон поливал ее удобрениями, а она визжала и изгибалась, тряся обеими парами рук…

Когда наутро в дом мистера Эндерсона пришли соседи, взволнованные тем, что ни его, ни мисс Гиббз никто не видел уже несколько дней, их глазам предстало поразительное зрелище. В центре комнаты стояло дерево, посаженное в огромный горшок. Породу этого дерева никто не мог определить: оно представляло собой толстенный ствол, из которого торчало множество веток, каждая из которых обладала пятью отдельными тонкими росточками. Мистер Эндерсон был обнаружен повешенным на самой высокой ветви. На его лице застыла маска невыразимого отчаяния. Что касается мисс Гиббз, то ее так никто никогда и не нашел.

Над старым порогом

Записки о прожитом (продолжение)

Ночь прошла на удивление спокойно: мой дядя-мутант, если он действительно существует на этом свете, не посещал меня в действительности и не врывался в мои сновидения; заснув, я попросту провалился в небытие. Утро также оказалось на диво спокойным. Вскоре после полуночи, видимо, прошел дождь, но затем природа уступила полную власть его величеству Солнцу и встретила его сияние коленопреклоненно: не шумел ветер, облака не затягивали небо, капли влаги стремительно высыхали; все сулило теплый, приятный взору день. Меня все еще продолжало удивлять, что в городе больше не было ни того ослепительного, приносящего боль взгляду света, ни переполненных восторгом жителей, каких я помнил в детские годы. Быть может, в прошлое время все это каким-то образом было связано с моими переживаниями касательно смерти моих малолетних братьев и матушки – образ того старичка доктора, который рекомендовал отцу давать мне лекарства, то и дело вставал в моей памяти. Странно – я не вспоминал об этом довольно долго. Должно быть, сейчас дело в сильном волнении, которое я испытывал накануне и толчком для которого стало письмо, написанное самим мистером Лавкрафтом!

Я коснулся одеяла, желая подняться из постели, и внезапно что-то зашуршало под моей рукой. Это оказался неведомо откуда взявшийся бумажный листок, и инстинктивно я сжал пальцы, комкая его. Я точно помнил, что не приносил с собой никаких бумаг, поскольку все предназначенное для изучения так и оставил разложенным на столе внизу. Должно быть, листок каким-то образом прилип к моей одежде, когда я шел по лестнице к спальне (в детские годы я тоже ночевал здесь!). Непонятно только, как он очутился поверх одеяла.