Пробуждение мёртвых богов

– Относительно. Вести простой торговый диалог могу, вроде пока удаётся.

– Сколько мне говорить вам, – я назидательно погрозил пальцем, – практикуйтесь в языке, хоть парочку китайцев для этого на содержание возьмите, хоть китаянок. Я оплачу расходы, но мне нужно, чтобы вы хорошо говорили на этом языке и понимали его.

Купец что-то пробормотал в своё оправдание и развёл руками. Ладно, этот сейчас молодец, но надо будет потом заняться ими.

– Перевести сможешь сейчас, я надеюсь?

– Постараюсь, – он кивнул головой, – по крайней мере, общую суть передам.

Китайский мастер ожидал нас в гостиной. Я ожидал увидеть степенного мужчину среднего, или пожилого возраста, вероятно за чашкой чая, который непременно станет говорить со мной загадками, однако реальность оказалась куда банальнее. В гостиной сидел совсем юный китаец, лет 20–25 на вид, который неуверенно прижимал к себе очень хорошенькую девушку, выглядящую ещё более юной, чем он. Оба смотрели на меня испуганно. Вот тебе и великий мастер китайского папируса. Квинтий балбес. И даже не знаю, что хуже: то, что он и правда так легко дал обвести себя, или то, что он мог выдумать историю ради награды, которую я только что вручил ему.

– Ты сейчас издеваешься? – я повернулся к купцу, который глядел на меня выпучив глаза, – это по-твоему мастер по изготовлению одного из самых секретных материалов в мире?

– Но он показал мне образцы…

– Которые сам сделал?

– А что, он должен был мне прямо там изготовить его?

Я перевёл взгляд на китайца, который испуганно наблюдал за нашей перепалкой. Ладно, устраивать здесь разборки смысла нет, попробую разобраться со всем по порядку.

– Пусть расскажет, кто такой и как так вышло, что он стал мастером в столь юном возрасте.

Квинтий, всё ещё пыхтя от недовольства, принялся переводить мой вопрос. Китаец в ответ заговорил часто и торопливо, активно жестикулируя руками.

– Говорит, что не понимает, что мы от него хотим и почему не доставим к императору.

– Ишь какой, – прошипел я, – объясни ему что я – ректор этих земель, и ты работаешь на меня. И что сейчас я решаю, попадёт он к императору или нет. И для начала я хочу убедиться, что он действительно тот, за кого себя выдает.

Они что-то обсудили между собой, после чего китаец полез в сумку, вытащил слегка помятый свёрток бумаги, положил на стол. Я подошёл и аккуратно пощупал материал. Да, конечно, до качества той бумаги, которую знаю я, ещё далеко, но это, безусловно, была она. Что, тем не менее, никак не отвечало на мой вопрос. Я вытащил нож и положил на стол рядом с бумагой.

– Переводи, – бросил я Квинтию, – скажи, этот нож убедил тебя в том, что я – мастер оружейник? Или он сказал тебе лишь о том, что я вооружён? Как наличие у тебя этого свёртка, убедит меня в том, что ты способен изготовить такой же?

В этот раз Квинтий переводил долго, подбирая слова и, вероятно, перестраивая предложения. Зараза, весь колорит испортит ведь!

Китаец переводил взгляд с Квинтия на меня, затем обратно, словно что-то взвешивая в своей голове, а когда купец закончил говорить, обратился напрямую ко мне. Я ни слова не понял из сказанного, но мне было ясно, что говорит он сейчас искренне. Квинтий, тем временем, несколько раз успел смениться в лице. Сказанное определённо являлось новостью для него.

– Его зовут Гао Чжимин, – начал купец, когда юный китаец замолчал, – он из семьи бедного чиновника, трудившегося при дворе императора. Несмотря на кажущуюся близость к священной особе, его отец являлся лишь скромным работником канцелярии. Однако именно это помогло Чжимину однажды стать помощником одного из мастеров, трудящихся над изготовлением бумаги. Как я понимаю, его обязанности были просты и к самому процессу совершенно не имели отношения, однако Гао Чжимин оказался толковым и сообразительным малым, который быстро начал ухватывать суть.

Это заприметили старые мастера, и постепенно список поручений от них расширялся, позволяя юноше узнавать всё новые детали. Таким образом, со временем, ему удалось стать подмастерьем, где он и познакомился полностью со всем технологическим процессом. Всё было бы хорошо, если бы не два недостатка господина Гао. Во-первых, он везде влезал со своим мнением, чем настроил против себя некоторых особо мнительных мастеров. А во-вторых, его угораздило влюбиться в девушку по имени Ляо Мэйлинь, род которой по значимости уступает лишь императорскому. И самое страшное то, что она также ответила взаимностью.

– Конечно, им ничего не светило, – продолжил купец, – однако молодость и глупость сыграли свою роль. Они вдвоём сбежали под покровом ночи, пробрались в порт, где и встретили меня. Господин, осмелюсь сказать своё мнение, но мы совершим огромную ошибку, если укроем их у себя. Клянусь, я не знал этой истории, когда согласился им помочь, но если в столице пронюхают о том, что вы укрываете у себя этих беглецов, то самое лёгкое что нам грозит, это выдача последних и полный запрет на любую торговлю в их стране. Мы не можем так рисковать.