Пробуждение Оливии

– Придурок, – бормочу я.

– Я все слышал, и это лишний раз доказывает, что тебе не нужно кричать.

Я перемещаюсь туда-обратно снова и снова, и как только у меня начинает неплохо получаться, Уилл разрешает карабкаться вверх. Теперь я понимаю, почему раньше он использовал это как способ уйти от проблем: скалолазание требует такой концентрации, что я просто не могу думать ни о чем другом.

В основном… Примерно в шести метрах над землей мои мысли снова возвращаются к ощущению его ладони на моей спине. Я тут же теряю равновесие и оказываюсь подвешенной на страховке, пока Уилл внизу посмеивается надо мной.

– У тебя отлично получается, – говорит он. – Хочешь сделать перерыв?

– К черту перерыв, – отвечаю я, пристегиваясь к ближайшему скальному крюку. – Я доберусь до вершины, даже если на это уйдет вся ночь.

– Умница, – произносит он с гордостью, и по непонятной причине это вызывает у меня такой прилив счастья, что я на мгновение ошеломленно замираю, продолжая болтаться на страховке.

Спустя час – и еще несколько падений – я наконец достигаю вершины. Мои мышцы дрожат, а руки и ноги наверняка все в синяках. Я соскальзываю вниз по веревке и буквально падаю от изнеможения.

– Что ты почувствовала на вершине? – спрашивает Уилл, пока я лежу, распластавшись на земле.

– Я почувствовала, что до машины тебе придется тащить меня самому.

– Но тебе понравилось, – произносит он. А затем добавляет тихо, задумчиво, словно говоря сам с собой: – Я знал, что понравится.

Той ночью я никак не могу заснуть. Точнее, нет, я слишком напугана, чтобы уснуть. Я все равно закрываю глаза, но вижу лишь лицо Мэттью. Я точно знаю, как выглядит его ужас: я видела его сотни раз в том сне, где мы сидим на заднем сиденье несущейся машины. Я вижу его и теперь – и тут же распахиваю глаза, вскакиваю с кровати и пулей вылетаю из комнаты.

Оказавшись в гостиной, я судорожно хватаю ртом воздух, разочарованная тем, что здесь никого нет. Я зажигаю лампу и, чтобы отвлечься, включаю по телевизору какое-то нелепое реалити-шоу, где взрослые женщины плескают друг в друга напитками. Сердцебиение наконец начинает замедляться, и образ Мэттью постепенно растворяется.

– «Настоящие домохозяйки» – это уже перебор, – произносит Уилл у меня за спиной. – Я отказываюсь это смотреть.

Я оборачиваюсь. Судя по всему, он только вышел из душа… и на нем нет футболки. Я нервно сглатываю, позабыв, о чем он говорил и что я делала до его появления. Единственное, что я осознаю, – у него прекрасный загорелый торс, его тело слегка влажное и сплошь состоит из мускулов… Он настолько привлекателен, что на мгновение я даже беспокоюсь, не издала ли какой-нибудь заметный звук вожделения.

Мой взгляд падает на татуировку в верхней части его руки, у самого плеча, и мои пальцы ненароком тянутся к ней. Пока я исследую узор, едва касаясь его, Уилл неестественно неподвижен. Кажется, он даже не дышит.

– Денали?.. – вслух интересуюсь я.

– Я сделал тату, когда впервые поднялся на нее. Я собирался покорить все семь вершин и отметить татуировкой каждое восхождение.

– Тогда почему у тебя нет Чогори? – спрашиваю я главным образом для того, чтобы не убирать руку с его плеча.

– Потому что на этом подъеме я уже знал, что не смогу взобраться на остальные пять. – Его голос звучит натянуто, настороженно. Уилл отходит от меня и достает футболку из своей сумки.

Проклятье. Пока он натягивает футболку, я пытаюсь насмотреться на его пресс настолько, насколько возможно за эти секунды.

– Я звонил домой как раз перед тем, как взобраться на нее. Думал, что на этот раз отец мог бы действительно мной гордиться, но вместо этого он лишь сказал, что мне пора повзрослеть. Я бросил трубку, как самый настоящий засранец, и пошел на восхождение, а когда вернулся в базовый лагерь, то узнал, что у отца случился инсульт. Он умер еще до того как я приехал домой.

У меня внутри все сжимается.

– Мне так жаль… Значит, тогда ты вернулся домой насовсем?

– Он хотел, чтобы я повзрослел. – Уилл пожимает плечами, как будто все это не имеет большого значения. – Это были его чертовы последние слова, поэтому меньшее, что я мог сделать, – выполнить его волю.

По его голосу слышно, что он винит себя, хотя и не должен. Большинство людей, которых я встречала, вообще не любят брать ответственность за себя и свои промахи; в то же время Уилл зачастую испытывает вину неоправданно.

– Но ведь у тебя была работа, и я уверена, что ты был в ней хорош, Уилл. Это уже гораздо более зрелое поведение, чем у многих.

– У меня был долг перед семьей, – возражает он. – Мне следовало помогать с работой на ферме, а вместо этого отцу приходилось справляться со всем этим одному.

Уилл тянется к стопке постельного белья на стуле, но я забираю его у него из рук.

– Сегодня ты ночуешь у себя в спальне, – говорю я. – Я не собираюсь спать.

– Всю ночь? Оливия, ты же знаешь, что я смогу тебя остановить, если тебе приснится кошмар. Под моим присмотром ты еще ни разу не покинула дом с того первого раза.

– Дело не в этом. – Я качаю головой, но затем колеблюсь: я даже не хочу облекать это в слова…