Патаркацишвили вырос в крайней бедности. В больших залах своего дворца он выстроил точную модель своего старого тбилисского двора и устроил там ресторан. Трехэтажная модель с фасадами, балконами. Во дворе на табуретке сидела восковая фигура его отца, подписанная «Сапожник Патаркацишвили». В этом дворе он всегда угощал гостей. Хозяин нажимал на кнопку, гремел гром, сверкала молния, шел дождь. Он вообще был странноватым.
После моего избрания президентом Жвания привез меня к Патаркацишвили. Ждать нас заставили минут тридцать. Охрану пришлось оставить у входа. Он нас встретил такими словами: «Я очень не доволен результатами выборов. Я такого не ожидал. Начудили вы тут, у меня были совсем другие планы. Хочешь, чтобы я тебе помогал? Мне нужны гарантии». «А какие гарантии тебе нужны?», – спрашиваю. «Например, – говорит он, – когда Березовский финансировал Лебедя, мы заставили его заняться сексом с мальчиками и сняли это на видео. Это наши гарантии». Думаю, он врал, но разговаривал со мной бесцеремонно.
Я сказал что-то резкое ему в ответ. Жвания прибежал нас мирить. У нас было еще несколько застолий в его дворце – и я точно знал, что все это записывается. На кадрах, которые он потом выдал в эфир, чтобы показать, что у нас с ним были общие дела, я просто много ем – мне совершенно не хотелось там разговаривать.
Бендукидзе с самого начала все время возражал Патаркацишвили, не давал ему развернуться, и однажды Патаркацишвили на него наорал. Мол, если ты мне не продашь – речь, кажется, шла о Чиатурском марганцевом месторождении, то завтра же «Имеди» покажет, что ты изнасиловал мальчика. Эта тема мальчиков у него всегда откуда-то возникала… Бендукидзе в своем стиле послал его подальше.
Бурджанадзе очень от нас отличалась. У нее были другие представления о жизни, и вокруг нас все втихаря смеялись над ее шубами, бриллиантами. Ее вход и выход всегда был ритуалом. А у нас никто этого не любил. Она оказалась абсолютно чуждой нам по ценостям и представлениям. Конечно, это ее раздражало.
Единственным компромиссом по отношению к ней было то, что ее мужа назначили руководителем погранвойск. Он был коррумпированным, и это была единственная служба, которую мы не могли реформировать, пока не убрали Бурджанадзе. Пограничники до 2008 года брали взятки. Она горой стояла за своего мужа. Это было платой за то, чтобы она сохраняла лояльность и не блокировала парламент.
К концу 2004 года у нас с Жванией сложилось идеальное взаимодействие. Мы понимали друг друга с полуслова. Он полностью свыкся с тем, что он второй человек в стране. И у нас обоих был конфликт с Бурджанадзе.
Я общался с Жванией практически каждые полчаса. Я очень зависел от него психологически, эмоционально.
Последний раз мы виделись вечером 3 февраля 2005 года. Он был в прекрасном настроении. Через час после встречи он сказал мне, что у него разболелась голова и ему нужно уехать. Я не очень поверил в его мигрень, потому что видел его незадолго до этого, но не стал его задерживать.
В ту ночь я долго не ложился, потому что собирался посмотреть по телевизору ежегодное обращение Буша к Конгрессу. Мы жили тогда в трехкомнатной квартире возле парламента. В начале четвертого мне позвонил в дверь охранник и дал телефон. Высветился номер Жвании. Я взял трубку: «Да, Зурико». «Это не Зураб, это Коба Харшиладзе». Коба Харшиладзе был его охранником. Он три раза повторил: «Батоно Зураба нет в живых и очень неловкая ситуация», – честно говоря, я долго не мог понять его слов.
Все произошло на квартире, которую Жвания снимал для личных встреч. Он отпустил охрану, которая работала в эту смену, и поехал с Кобой, которому больше доверял. Обычно Коба оставлял Жванию в квартире и потом забирал в назначенное время. На этот раз охранник начал звонить в квартиру, но ему никто не ответил. Это был бельэтаж, поэтому он заглянул в окно с улицы, увидел, что все плохо – Жвания и Рауль Юсупов не подавали признаков жизни, – руками вырвал решетку, разбил окно и залез в квартиру.
Я пришел в себя, попросил ничего не трогать и позвонил министру внутренних дел и генеральному прокурору, чтобы они срочно выехали на место.
Жену Зураба привезли в эту квартиру, она посмотрела на ситуацию и, как говорят, ни слова не сказав, повернулась и вышла. Потом позвонил патриарх и сказал: «Мне сообщили. Он был там, где его не должно было быть».
Я был в полнейшем шоке. Мы с Зурабом знали друг друга больше 15 лет, были не просто единомышленниками, а близкими друзьями. Многочисленными сплетнями про него я не интересовался и вообще научился на такие сплетни по отношению к кому-либо не реагировать.