Оставшись в одиночестве с пузырьком, наполненным странной жидкостью, Регина села на кровати и задумалась. Она вертела в ладони зелье, всматривалась в его содержимое и долго не могла решиться. Что откроется ей, сколь много боли принесет эта правда? Подтвердит ли слова Керидвены, опровергнет ли их? Регина так долго подбиралась к истине, почти жаждала ее, но вместе с тем и в страхе закрывалась от нее, как если бы та могла ослепить ее или поранить.
Однако хватит бежать от неизбежности. Чем дольше она оттягивает момент прозрения, тем ближе подкрадывается к ней тьма.
Регина откупорила пузырек и одним махом его осушила, стараясь не внюхиваться. Нестерпимая полынная горечь обожгла горло, в глазах даже выступили слезы. Она откинулась на прохладные подушки и уставилась в потолок, выжидая реакции на снадобье. Какое-то время ничего не происходило, и Регина решила было, что Кэссиди ее надула, решила попросту посмеяться над доверчивой дурочкой, но потом мысли ее начали путаться, а глаза слипаться…
Незаметно она провалилась в сон. В чужое воспоминание, которое, вполне возможно, создаст еще одну брешь в ее сердце.
Сначала ее обступила темнота. Прошла минута, две, прежде чем перед глазами вспыхнули образы, сменявшие друг друга так быстро, что она не сразу поняла, что видит.
То был кабинет Керидвены, но не сейчас, а много лет назад. Солнечные лучи пробивались сквозь витражное стекло и отбрасывали на лица разноцветные тени. В кабинете находились двое: Керидвена, чуть затронутая течением лет, и зрелая девушка с длинными волосами цвета ржавчины. Пышная грудь была спрятана в завязке корсета, длинная юбка молочного оттенка струилась по бедрам и открывала щиколотки. Лицо ее было утонченным, но печальным: девушка горько плакала и изумрудные глаза ее поблекли от слез. Сходство с Кэссиди было видно невооруженным взглядом – Регина быстро признала в ней мать своей соседки.
«Если ты не расскажешь мне сию же минуту, что натворила Гвендолин и как ты с этим связана, я отлучу тебя от ковена и передам в руки Трибунала, Ингерн», – процедила сквозь зубы глава ковена. Глаза ее метали молнии.
Ингерн роняла слезы на пол и еле слышно бормотала:
«Я… Я не могу».
«Неужели тебе хватило глупости связать себя клятвой?!» – почти взревела Керидвена, хлопнув ладонью по столу, отчего книга и письменные принадлежности, что лежали на нем, подпрыгнули.
«Керидвена, пожалуйста, – молила Ингерн, хватаясь пальцами за блузу стоящей у стола ведьмы. – Прошу, молю, не дай мне упасть во тьму…»
Керидвена резко отдернула вцепившиеся в нее пальцы и грубо прорычала в ответ:
«Ты свой выбор сделала, Ингерн. Завтра же тебя отлучат».
Ингерн прерывисто дышала, пытаясь выдавить хоть слово.
«Не отворачивайся от меня! Я ведь знаю, ты можешь помочь! Я признаю, что совершила страшную ошибку, я переступила запретную черту…»
«Ты сама желала встречи с Темным, ты этого хотела, иначе не искала бы возможности вернуть его к жизни. Теперь слишком поздно просить защиты. Что он пообещал тебе?»
Ингерн замялась.
«Я… не могу сказать. Мои уста закрыты».
Старейшина уставилась в стену и сквозь зубы отчеканила:
«Тогда и я не смогу тебе помочь. Ты угроза для ковена, Ингерн МакКена. Ты его позор!»
Картинка потемнела и взамен появилась новая. Регина очутилась в чужом, плохо протопленном доме. Обставлено жилище было бедно, скудно, вокруг царили бардак и запустение. Посреди гостиной стояли две женщины – Эдана и Керидвена. А перед ними на полу лежала Ингерн, без малейшего признака жизни. Некогда яркие глаза ее померкли и смотрели в пустоту, кожа посинела и будто окаменела, руки раскинуты в стороны.
«Когда я нашла ее, она была уже сутки как мертва, – сказала Эдана скорбным голосом.
Керидвена повернула к ведьме изумленное лицо.
«Что ты сказала? Ребенка?»
Не ответив, Эдана прошла вглубь гостиной, а вернулась уже с маленьким свертком – то было дитя, крохотное, запеленатое и молчаливое. Она протянула его Керидвене, и та взяла его на руки, отодвинула ткань и взглянула на бледное личико девочки, на головке которой уже проступали первые рыжеватые волоски. Девочка так замерзла в ледяном доме и так изголодалась, что не могла кричать. Регина впервые видела, как старейшина плачет.
«Я должна была поставить ее жизнь выше благополучия ковена. Должна была… Но не стала. Скажи, Эдана, кто я после этого? Как с этим жить?» – спросила Керидвена, обращаясь больше к самой себе, чем к младшей ведьме.
«Мы не в силах изменить того, что уже случилось, – философски подметила Эдана, с сочувствием глядя на бездыханное тело Ингерн. – Но способны не допустить подобного в будущем».
Керидвена все смотрела на девочку безотрывно, затем прижала ее к груди, покачивая, и тихо-тихо сказала, чтобы услышало только маленькое дитя:
«Уж тебя тьме не забрать у меня никогда. Никогда…»