Прочь из города

— Нас там четверо в коморке, в подвале у этом сяйчас живёть: я и ещё троё… чурбанов узкоглазых… Они ничяго не умеють, мля, кроме как на рогачах3 быть, токась лопатыми да ломáми махати. И по-нашему почти не гутарять, мля… Спати ложуси, сука, и не знам, проснуси я завтра, аль зарежуть мяня ночью.

— Да ты чё?

— Чё-чё, через плечо, ёпть… Они ж, сука, заодно все, их трое, а я один… Мне как сварщику дяньгов больше полагаласи, и халтура завсягдась есть. А этим — так, грόши одни платять, да и то — вяртай потом взад половину. Вот и завидовались они мне всегда, суки. Лопочуться, мля, по-своёму, лыбяться, а я-то понимаю, шо про меня худая говорять, ёпть… А сяйчас — вона как — волчье время пряшло. Кажный на другого волком глядить. Кто первым моргнёть, того — хопа — и слопають… Эх, сяйчас бы домой, у посёлок наш. У домẏ-то у нас печка тёпла… Да у нас и с голодухи ты ня помрёшь ня в раз. Жратвы завсягда до хрянищи! Картохи одной, почятай, двадцать мяшков на зúму. И это тока сябе, на прокорм и в землю садить… А ящё морква, свекла, репа, капуста… Всё мне дом родной сниться да мамка моя у нём… Эх, Лёх, Лёха!

— Так, может, давай я тебе ключ от Никитича квартиры отдам, и живи здесь, пока всё не успокоится, — предложил Ропотов.

— Ключ?.. Ну, давай ключ, — быстро согласился Серёга, интуитивно следуя пословице из его детства: «Бьют — беги, дают — бери».

Ропотов протянул ключ. Серёга также быстро убрал его в карман брюк.

— А семья что? У тебя там осталась, в Тамбове?

— В Тамбове-то? Да, осталася. Мамка старыя, больная, да сяструха с двумя чикунами4 — они там усе вместе и живуть, в одном домẏ.

— А жена, дети? Есть?

— Жана… жана, мля, быласи, да сплыласи. Пока я тама в сязо на шконке парилси, она, сука, со мной развеласи, мля, и к другому сбёгла. И дочкẏ с собой забрáла. Двенадцать Нюрке моей ужо… Не! Двенадцать это давеча былό. Тринадцать, значиться, уже, о! В октябре, значить, сполнилось, Нюрке-то моей, да… В Краснодаре сяйчас они. Тама живуть тяперича с новым папкою, мля. А мужик тот… пидр залётный… я ягό даже не вядал ня разу. А повядал бы, убил, суку… И когда она, тварь, тока успела-то с им?

— Так ты сидел?

Серёга пристально посмотрел на Ропотова:

— А чё… зассалси? — он при этом прищурился, слегка выставил вперёд нижнюю челюсть и немного оскалил зубы. И тут же заржал во весь голос, как конь. — Не боись, ёпть, Лёха, не сядел я, мля. Соскочилси… Да просто не было у них на Клёпова Сярёгу нячяго! — он широко развёл руки. — Паровозом пошёлси, на. За коряшόм5 своим. А кόряш мой — вместе с им в школе училиси — да я ягό делов вообще не касалси. Мне насрать! Бухали мы с ним тока вместе, да и то редко в посленне время… Его Лёхой, кстати, как тябя, звали-то. Ха! Зашибись, мля… Ну, вязуха мне на Лёх!.. А Лёха мой — красава, ёпть, он ларёк, слышь, грабанул и мне, сучара, потом товар на хазу притаринил, прикинь, да? Подстава, на, реальна подстава! Типа, пуся у тябя тута поляжить. Туды-сюды, мямлить, сука, стал что-то про бабу про евойную, шо она, типа, если найдёть, на, то ямẏ, могить, потом хана буить. Ну, я, дурак, и оставил, на, у сябя. Ключ ямẏ, прякинь, от сараю сваго дал. Сам. Слышь? Ваще!.. А он тудысь усё это барахло краденая и запхал, мля, тока бяз мяня уже. Мне бы… мне бы тадысь головẏ-то включить свою, а я, дурак, спяшил кудысь тама, уж и ня помню кудысь… Ну а посля пряшли… эти… до мяня… На следующий день и пряшли, взялú под бéлы рẏчяньки. Тут-то я и просёк, что Лёха… подстава, сука! Ну, и — в сязо мяня, мля… Мамка слягласи сразу… а Маринка, баба моя, сука — та с возу сразу геть… Это ящё хорошо, что Лёха им на мяня расколотьси не успел. Раскололси бы! Верняк, что раскололи б они его, суки… Но менты ягό, там видать, это, перяжали, мля, вот он и того — откинулси раньше времени… в дярявянный, ядрён-ть, ящик, ха!.. А я чяго, мля? Я — в отказ, на. В нясознанку, ёпть. Да так оно и былό! Я ваще ня при дялах! А у них, этих пидров, на мяня нячяго больше и не было. Не бы-ло! А у мяня чо? У мяня алиби, ёптя. Свядетели там, усё пучком, усё, как полагаяться, чин чинарём!.. Вот они усё на няго и повесяли, на Лёху-то маво. А мяня, ёпть, — на свободу, с чистой, как гутарять, совестью… Вот такόва им, мля! Не хотели? — с этими словами Серёга состроил страшную рожу и сделал двумя руками резкий неприличный локтевой жест.

«Да, тот ещё тип», — подумал Ропотов.

— Ну и сколько же ты в СИЗО пробыл?

— В прядварилоуке-то?.. Да, почятай с полгоду колготилси я тама, — он слегка откинул назад спину и широко улыбнулся, так, что Ропотов успел разглядеть, что у Серёги во рту не хватает нескольких зубов. — Народец тама, я тябе скажу… ха! Кого, мля, тама тока нету, будьте нате! Всякие сядять, на. Кто — под дурика, как я, кто — как Лёха мой, хапужники-ворюжники, а кто — конкретныя живодёры-душегубцы. Но ты не поверяшь — някто, някто из их сябе виновным не щятал. Усе божаться, клянуться, пяткою в грудь сябя бьють, шо ни при дялах, на. Шо это усё злой начальник, на, сука, им срок шьёти, а сябе — звёздочку на погону. Ха!