Прочь из города

В тот раз Вероника впервые пригласила нас уехать из города. И хотя не обошлось без драматизма, все же эта поездка не шла ни в какое сравнение с тем памятным уик-эндом в Шэдоу-Лейк. Так, маленькие радости жизни.

Она сказала, что мы сначала навестим кое-кого из ее старых друзей, потом вместе пообедаем. Арчи был восхитителен – широко распахнутыми глазами восторженно взирал на небоскребы и неоновые огни, на рекламные стенды и желтые такси. Ни дать ни взять веселый щенок. Когда мы поднимались на лифте к Вероникиной подруге, он считал этажи:

– Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

– Я еще никогда на таких высоких этажах не бывал, – сказал Джагхед, хоть и без той неудержимой радости, какой лучился Арчи.

– Неужели твоя подруга живет здесь? – спросила я.

– Она потрясающая, – ответила Вероника. – Но, предупреждаю, очень красивая.

Двери лифта раздвинулись, и мы вышли в огромный сверкающий вестибюль с современными чистыми линиями. Все здесь кричало: «Круто!», а потом потише, но уверенно добавляло: «Дорого».

Меня впервые в полную силу поразила мысль о том, как изменилась жизнь Вероники после переезда в Ривердейл.

Не знаю, сумела бы я справиться так же хорошо.

– Лекси! – воскликнула Вероника и кинулась к подруге.

Навстречу вышла высокая чернокожая девушка с острыми скулами.

– Ронни! Боже мой, деревенская жизнь идет тебе на пользу! – При каждом движении длинные сережки касались ее плеч. – А это твои друзья? – Она посмотрела на меня, и хотя я понимала, что, скорее всего, в глубине души она оценивает увиденное, все же улыбка у нее была такой сияющей и теплой, что я забыла про свои тревоги. – Я много слышала о вас, – сообщила она. – И очень рада познакомиться!

– Обалдеть можно, – только и вымолвил Арчи.

Вероника тихонько улыбнулась. Его откровенность бывает прелестна.

– Мои родители купили эту квартиру как временное жилье, – сказала она, – но отец нашел в Китае покупателя, который платит намного выше рыночной стоимости. Но в первую очередь надо задуматься: сумеет ли он вывести оттуда свои деньги? В этом-то сейчас все и дело… – Она пожала плечами, словно говоря: «Ну, ты же понимаешь, верно».

А вот я не понимала. Понятия не имела, даже на сейсмическом уровне. Но не собиралась в этом признаваться.

– Да, да, конечно, – кивнула я, надеясь, что выгляжу убедительно.

Вскоре стало ясно, что я зря переживаю. Лекси была человеком открытым и прямолинейным. Мы с Джагхедом залюбовались потрясающим видом на Центральный парк, а Лекси отвела Веронику в сторону.

– Хоть бы предупредила заранее, что с тобой придут еще трое, – прошипела она.

– Ты о чем? – Вероника неподдельно смутилась. – Я же сказала, что со мной придут друзья.

– Ты сказала, что с тобой придет писаный красавчик, твой парень, – сказала она. – А не изгой из «Школы в Ласковой долине» и статистка из Singles.

Мы с Джагхедом переглянулись. Следовало бы обидеться, но она была великолепна.

– А что такого? – нахмурилась Вероника. Лекси скрестила руки на груди:

– А то, что мы встречаемся в Эссексе с ребятами из подготовительной школы, и я забронировала всего четырнадцать мест. И так как сегодня суббота, то, сама знаешь, невозможно…

– Гм, дамы, – вышел вперед Джагхед, ободренный моим коротким кивком, – мы с Бетти крайне признательны вам, но не стоит за нас беспокоиться. Я скорее Дж. Д. Сэлинджер, чем Джей Макинерни. Мы сегодня не планировали тусовку в обществе нуворишей.

– Джагхед никогда не бывал в Нью-Йорке, а я не была тут с детства, – пояснила я. – Мы бы предпочли побыть туристами!

При этих словах Лекси скривилась, но у Вероники будто гора с плеч свалилась. И я лишний раз убедилась, что поступаю правильно.

– Но потом мы обязательно встретимся, – сказала Вероника, и Арчи с тенью отчаяния поддакнул:

– Да, непременно!

На том и порешили.

* * *

День был чудесный, один из тех выходных, когда впервые приходит тепло, когда на смену зиме спешит весна, а тротуары заполняются людьми, которые вышли полюбоваться на яркое солнышко и зеленые почки на деревьях. От дома Лекси мы доехали на метро до Вашингтон-сквер, потом побрели по Хьюстон-стрит в сторону Нижнего Ист-Сайда, любуясь бесконечными витринами: пицца нарезкой, редкий винил, мигающая неоновая вывеска предлагает услуги подлинного ясновидца… Этот город мог каждому предложить все, чего душа пожелает.

– Еще один ушел в небытие. – Джагхед показал на потемневший фасад через дорогу.

– «Лендмарк Саншайн», – прочитала я. – И что тут такого?

– Это был хороший кинотеатр. «Лендмарк синемас» – так называлась управляющая компания. А «Саншайн» был… – Он замялся, подбирая слово.

– Достопримечательностью? – Да. Его построили в две тысячи первом году. Тут показывали настоящее художественное кино, а не только попкорновую чушь. – В его голосе послышалось презрение.

– Я знаю еще один такой же, недалеко от Нью-Йоркского университета. «Анжелика». Оттуда шел головокружительный запах попкорна. Но мы же приехали в Нью-Йорк не затем, чтобы смотреть кино! Мы можем пойти куда угодно.

– Ага. Ну, в смысле такой большой город мог бы иметь не один инди-кинотеатр, а чуть-чуть побольше. Будто мало того, что Хайрэм Лодж купил «Сумерки» и снес их.

Джагхед пожал плечами, но я видела, что он огорчен гораздо сильнее, чем показывает. «Сумерки» много лет были для него домом – и в прямом, и в переносном смысле. Когда кинотеатр продали, это стало для него ударом.

– Не знаю, что хуже, – когда это случается в большом городе или в маленьком городке, – сказал он.

– Везде плохо, – согласилась я и взяла его под руку. – Смотри-ка! – Я понимала, что выгляжу глупо, но увидела знакомое место и невольно обрадовалась. И надеялась хоть немного сменить настроение. – Магазинчик из «Когда Гарри встретил Салли».

– «Мне то же, что и ей», – с ходу процитировал Джагхед. – До чего же мне нравится этот фильм, – вздохнула я. А Джагхед наморщил нос:

– Фу. Слишком обычный и миленький. Если хочешь посмотреть настоящее нью-йоркское кино, сходи на «Таксиста».

– Но в нем есть параллель, – не отставала я. – Они тоже сначала были просто друзьями.

Но Джагхед был непоколебим.

– Правда? Неужели Билли Кристалу с первой же минуты не хотелось переспать с Мег Райан?

Я не понимала, почему он не может просто окунуться в романтическую атмосферу фильма.

– Ну да, конечно, – возразила я. – И думаю, ее тоже к нему тянуло. Но ведь они на это не пошли? И много лет были просто друзьями!

– Знаешь, не обижайся, но, по-моему, вся суть фильма от тебя ускользнула, – проворчал он.

Он не циник, просто у него патологическая аллергия на дешевые, но безвредные клише.

– Ничего подобного, – медленно произнесла я. – Это как раз ты ничего не понял.

Неужели мы поссоримся из-за этого?

Он изогнул бровь:

– Ты всерьез думаешь, что мужчины и женщины могут быть просто друзьями?

– Конечно, – ответила я, сдерживая дрожь в голосе. – Посмотри на меня и Арчи.

Он помолчал. – Без комментариев. У меня засосало под ложечкой. Небо было такое голубое, но день портился на глазах. С первых минут в этом городе мы с Джагхедом были на одной волне, но, блуждая по лабиринту городских улиц, почему-то отдалялись все больше и больше. Говорят, противоположности притягиваются, и мы с Джагом были прекрасной иллюстрацией.

Но, видимо, правило срабатывает не всегда. Я повела Джагхеда на Стрэнд, в книжный инди-магазин к югу от Юнион-сквер. Их девизом было «Восемнадцать миль книг», и, блуждая по извилистым коридорам среди переполненных стеллажей, я решила, что ребята себя недооценивают. Джаг был на седьмом небе. Точнее, как он выразился, «так Ноа Баумбах представлял себе рай», что в понимании Джагхеда было гораздо лучше.

– Божественное место! – восторгался он. – Я бы переехал в Нью-Йорк только затем, чтобы каждую субботу просиживать здесь часами.

– Обеими руками поддерживаю, – сказала я. – Но мы уже и так провели здесь уйму времени. Может, двинемся дальше? Нам еще многое надо увидеть!

– Но я дошел только до буквы Д в «Настоящем преступлении»!

Перспектива рисовалась неважная. Я понимала, что на прогулку в Центральный парк или на Таймс-сквер его не заманишь, он уже высказал презрение к подобным «заманухам для туристов». Надо действовать творчески.

Ага! Я заметила первое издание Джулии Чайлд «Моя жизнь во Франции» и стала пересказывать некоторые абзацы вслух. Когда дошла до кассуле из жареной утки, Джагхед встрепенулся:

– Пойдем поедим.

Мы нашли неподалеку место, где можно перекусить, но оно оказалось чересчур хипстерским, отчего Джагхед, естественно, стал ворчать. В меню обнаружился десерт из мороженого ценой в тысячу долларов. Я объяснила, что в него добавлены настоящие золотые хлопья, но Джагхед не впечатлился.

– Его хоть можно есть, золото это?

Я попыталась обратить все в шутку, но он уже закусил удила.

– И кстати, гамбургер пережарен, булка черствая, и за такую цену я могу купить у Поупа четыре бургера, а не один. Что мы тут делаем?

– Не знаю, – огрызнулась я. – Просто это знаковое место! – Его рекомендовало мобильное приложение. Но я привела сюда Джага не поэтому.

– С каких пор нас волнует, куда ходят другие? Особенно если здесь еда дерьмовая?

Я собралась с духом: – Джаг, сюда мы часто ходили всей семьей. Он отложил бургер и посмотрел на меня.

– Когда я была маленькой, то в каждый приезд родители приводили меня и Полли сюда. Покупали десерт с мороженым. Не золотой, конечно, а просто ванильный, но все-таки… – Вспомнив об этом, я улыбнулась. Полли обычно просила с шоколадной крошкой, а я радужный, и, съев до половины, мы менялись. – С тех пор как Джейсона убили, все пошло кувырком. Полли было очень плохо, а мама практически постоянно висела на волоске. Но мне подумалось: может, тут ничего не изменилось? Я бы погрузилась в приятные воспоминания. Может, поела бы мороженого. А ты бы съел свой нью-йоркский бургер. Бонусом. – Я опустила глаза. – Очевидно, я ошиблась.

Джагхед, выслушав, совсем притих.

– Прости, я вел себя как сволочь, – признал он наконец и взял меня за руку. – Пойдем дальше? Куда пожелаешь.

* * *

Фонтан Бетесда в Центральном парке был еще одной туристической «заманухой», но он хотя бы не разочаровал.

Мы с Джагхедом стояли на лестнице и любовались, как по изящной скульптуре стекает вода. Лучистые краски природы играли в прозрачных бассейнах. Внизу по озеру медленно скользили лодки.

В парке пахло живой, роскошной зеленью – и этого хватило, чтобы я снова ощутила себя живой, почти цветущей.

Даже после этого почти катастрофического провала с бургером.

– Правда красиво? – вздохнула я. – Это место можно увидеть чуть ли не во всех фильмах, где действие происходит в Нью-Йорке.

Джагхед пожал плечами:

– Да, во всех бездумных романтических комедиях.

Я ощетинилась. Не он ли полчаса назад извинялся за то, что испортил мне нью-йоркские воспоминания? И опять дуется?

– Ну и что? Думаешь, твои любимые фильмы о НьюЙорке лучше моих?

– Этого я не говорил, – запротестовал он. – Просто город тебе нравится с более блестящей, что ли, стороны. А я предпочитаю более мрачную сторону. Более настоящую.

Настал мой черед пожать плечами.

– Конечно, Джаг.

Я понимала, что он хочет сказать на самом деле. И очень не хотела это услышать.

* * *

От Центрального парка было совсем недалеко до Дакота-билдинг, внушительного, невообразимо шикарного готического строения с остроконечными башенками и покатой крышей, упирающейся в небо. Шикарное. Грозное. Под стать моему настроению.

– Вот тебе настоящая нью-йоркская история, – сказал Джагхед. – «Дакота».

– Ты знаешь, что Вероника жила здесь, пока не арестовали ее отца? – В это трудно было поверить, настолько сногсшибательным было это здание. Но такова уж Вероника.

– Да. Но с точки зрения культуры куда большее значение имеет другое. Здесь, у этих дверей, застрелили Джона Леннона. Практически на собственном крыльце.

Я не верила своим ушам: Джагхед рассказывал об этом печальном событии чуть ли не с экстазом.

– Боже мой, – пробормотала я. – Какая трагедия.

– Гм, да. Но… хоть это и ужасно… все-таки он, уходя, оставил свое наследие нетронутым. – Джагхед сунул руки в карманы. – Большинство из рок-звезд его эпохи, те, кто еще жив, либо пишут посредственную музыку, либо перепевают хиты сорокалетней давности. Обидно, конечно, что он ушел молодым, но благодаря этому память о нем останется навсегда.

Я молчала, раздумывая. – Что не так? Слишком горько? – спросил Джагхед.

У меня не было сил посмотреть ему в глаза.

– Мы такие… разные. У нас разные взгляды. Нам нравится не одно и то же. – Я смолкла, глаза наполнились слезами. – Я даже не уверена, нравится ли мне Нью-Йорк. – Вот оно что, вот она, живая глубинная суть того, почему эта конкретная точка притяжения так манит к себе.

– Как это – не нравится Нью-Йорк?

– Понимаешь, он мне, конечно, нравится. Погулять здесь денек – здорово. – Но и это не совсем правда, сегодняшний день отнюдь не задался. – Впрочем, не знаю.

Наверное, ты прав – все, что мне нравится в этом городе, все места, какие я знаю, все это не настоящий город.

А может, просто мы слишком разные. И со временем различия станут еще сильнее.

Джагхед всего лишь мой школьный парень, первая любовь. А у кого первая любовь была долгой? Отец с матерью поженились сразу после школы – не слишком убедительное доказательство правильности подобного выбора. Джагхед не на шутку встревожился.

– Бетти, я вел себя гадко, – сказал он. – Сказал, что больше так не буду, но плохо старался. Не знаю, что на меня нашло. Я не…

– Как ты думаешь, смог бы ты когда-нибудь здесь жить? – перебила я.

Он напрягся.

– Когда-нибудь – пожалуй, да. Всегда мечтал жить в Нижнем Ист-Сайде или Бруклине. А годам к тридцати переселиться в маленький домик в Мэне, как Стивен Кинг. – Его глаза стали печальными, задумчивыми. – А ты разве не хотела бы здесь жить?

Вот он, момент истины. Вопрос, на который мне не хотелось отвечать. Но придется.

– Честно? Пожалуй, нет. Теперь я все-таки посмотрела на него.

– Я снова и снова вспоминаю свою стажировку в Лос-Анджелесе прошлым летом. Мне там очень понравилось. И я думаю… может, поступить туда в колледж? – Это одно из самых грандиозных признаний, какие я могла бы сделать Джагхеду, особенно здесь и сейчас. Я глубоко вздохнула и выпалила остальное: – Джагхед, что с нами будет? Ну… после школы?

Вот оно. Простой вопрос, на который нет легкого ответа.

И он стоял и что-то лепетал, потому что сказать было нечего, потому что не было такой ниточки, за которую можно было бы потянуть – и не размотать тщательно сотканную нами иллюзию. Хитроумную фантастику, в которой говорится, что мир за пределами Ривердейла никогда и никак не повлияет на нашу жизнь.

В конце концов отвечать ему так и не пришлось. Его спас звонок.

Точнее, гудок автомобиля. Это подъехали Вероника и Арчи. В первый миг я растерялась, не понимая, как они нас нашли, но оказалось, что им просто захотелось проехаться мимо «Дакоты», чтобы Вероника полюбовалась на свое величественное былое жилище.

– И честно говоря, я об этом немножко жалею, – пошутила она, высунувшись из открытого окна машины. – Потому что по сравнению с «Дакотой» Пембрук выглядит как фото из блога «Худшая комната».

Мы все сошлись во мнении, что пора возвращаться в Ривердейл. На обратном пути Вероника и Арчи спрятались в своем уютном мирке, сидели, взявшись за руки, и весело перешептывались.

– Знаешь, а мне Нью-Йорк понравился, – сказал Арчи.

– Он ни с чем не сравнится, – согласилась Вероника. – Но сейчас я рада, что еду домой.

– У нас был такой день – лучше не придумаешь! Даже лучше, чем у вас!

Он не дразнил нас и не бахвалился. Я хорошо знаю Арчи, он просто радовался и был влюблен. Мне подумалось: Арчи и Вероника разные, но эти различия соединяют их. А у нас с Джагхедом они лишь порождают вопросы, на которые ни у кого ответа нет.

– Знаешь что? – В моем голосе звучала горечь, но я ничего не могла поделать. – Арчи, ты совершенно прав.

Машина ехала по Вестсайдскому шоссе, и река в лунном свете казалась черной и бездонной. Мы с Джагхедом хранили молчание.

Нас манил, звал к себе мир за пределами Ривердейла. Мы оба это знали. Однажды, когда мы станем старше, он поставит под угрозу наши отношения, нашу дружбу. А может, и сам город. Мы все знали, что этот день настанет.

Но в тот день, несмотря на то что наша нескладная поездка закончилась полным провалом… я все же считала, что у нас впереди чуть побольше времени.

Я тогда и понятия не имела, как многое мне еще неизвестно.