А потом мы встретились взглядами: Каламит, с занесенной, горящей рукой и я, у которой со рта готов был сорваться смертельный приказ.
Время будто остановилось (конечно, нет, просто мне так казалось). И в то долгое, жуткое мгновение вместо Каламита рядом сидел Стивен, балбес не меньше Витьки (тянет меня на таких друзей, да), смотрел недоуменно, будто удивлялся, неужели я его… смогу…
Вика, он предал тебя, использовал и убьет, но сначала до смерти запытает. Ты же знаешь, что так и будет. Давай, ты сильнее его – а выживает сильнейший. Скажи это, и все закончится. Подумаешь, смерть! Он же злодей – герои всегда убивают злодеев. Что делать, если в этой истории нет другого героя? Придется тебе. Давай, ты же все равно вернешься домой и все забудешь – как будто ничего и не было. Ну же!
Стивен удивленно смотрел в ответ, и где-то в глубине его глаз прятались страх и боль.
Ну!
Я открыла рот.
И мы с Каламитом выдохнули в унисон:
– Не могу.
Задыхаясь, я отвернулась. Губы тряслись, да и вся я дрожала, хотя в камере было совсем не холодно. Жар в груди, там, где висел невидимый Витькин амулет, умер. Я снова упала на пол, отвернувшись, дыша, как после марафона.
Все? Сейчас будет больно?
Но секунды шли, и ничего не менялось.
Наконец Каламит засмеялся, и я, вздрогнув, подняла на него взгляд. А?
Его рука, до этого сиявшая синим, словно ночной король ее к электричеству подключил, погасла. Только искры, шипя, сбегали от локтя к пальцам, и Каламит стряхивал их на пол. Солома тлела там, куда они падали.
– В тебе все-таки осталась какая-то магия? – отсмеявшись, спросил вдруг Каламит. – Да, Виктория? Твой друг Витториус, конечно, защитил тебя?
Я непроизвольно опустила взгляд. Каламит, наверное, проследил за ним и догадался, потому что тут же опять схватил меня за плечи.
– Это же…
И сорвал уже видимый амулет с моей шеи. Обычный кулон, кругляш янтаря на медной цепочке. Или что-то вроде. Совершенно некрасивый и вовсе не страшный. Этим правда можно убить?
Но я помнила, как горела, собираясь произнести приказ, – так что, конечно, можно. Сложно было в это поверить, глядя на обычную цепочку в руках изумленного Каламита. Разве амулетам не положено быть мистическими на вид? Рог единорога, коготь феникса или что-то вроде? Волшебное априори.
Каламит сжал цепочку в кулаке, и она рассыпалась оранжевыми искрами – они тоже упали на пол в многострадальную солому.
– Он был настроен, – тихо сказал Каламит. – Ты могла уничтожить меня одним желанием. Ты знала?
Я кивнула.
Каламит продолжал:
– Я собирался пытать тебя – почему ты меня не убила?
Я пожала плечами.
Но он все смотрел и молчал – ждал хоть какого-то ответа, так что пришлось, сбиваясь, объяснить:
– Я собиралась… Но не смогла. Я не умею убивать.
– Это легко, когда тебя собираются мучить, – усмехнулся Каламит. – Виктория, почему?
Я отвернулась. Отчего-то признаться было стыдно – хотя что в этом такого?
– Ты же был Стивеном, я думала, мы друзья. Я знаю, что это была игра, но… Ладно уж, начинай. Ну, п-п-пытай.
Каламит тихо засмеялся, снова заставив меня вздрогнуть.
– Я глупец, – тихо произнес он. – Магия! – И снова засмеялся, а потом сказал: – Не бойся, Вика. Я тоже не могу.
Я изумленно уставилась на него. Пришла моя очередь спрашивать:
– Почему?
Каламит опустился на пол рядом.
– Не знаю. Не могу. Великая сила!.. Знаю, конечно: ты спасла меня у Изумрудного герцога и никогда не желала мне зла, даже сейчас убить не смогла, хотя мотив у тебя был. Таких, как ты… – он запнулся, а потом словно через силу продолжил: – нельзя ломать. Это неправильно. Я не смог.
Наверное, это как в сказках: добро за добро. Наверное, это правильно, и мне сразу нужно было это вспомнить и не бояться. Но тогда я изумленно таращилась на Каламита, а он сидел, обняв колени, и качал головой, грустный уродец, уже совсем не страшный.
И никто из нас не заметил, как в камеру сквозь узкое окошко вполз солнечный луч, скользнул по стене, полу и лег на Каламита. Ночной король вздрогнул, и та часть его лица, которая была скелетом, вдруг поплыла, меняясь, обрастая плотью. Мгновение – и передо мной уже сидел привлекательный рыжий юноша, не старше Вильгельма, очень бледный и донельзя растерянный. Да, именно так Каламит и выглядел бы, не будь наполовину скелетом, – и таким он казался сейчас.
– Ого! – только и смогла сказать я.
Каламит медленно ощупал лицо. Потом посмотрел на руку, которая только что была рукой скелета. Стянул перчатку, изучил пальцы, такие же узкие и длинные, как и на другой руке.
И вдруг захохотал, громко, истерично.
Я на всякий случай отодвинулась. Но не спросить не смогла:
– Что происходит?
Странно, но он откликнулся, не переставая смеяться:
– Проклятие спало.
– Какое проклятие?
Каламит покачал головой, но потом все-таки ответил:
– Ночи. Наложенное на наш род. Сотни, великая сила, лет!
Я на всякий случай еще отодвинулась. Только не говорите, что…
– Но я ничего не делала!