Проданная ему

Руслан не приходил. Сначала мне было не до него, потом я подсознательно его ждала, а сейчас, после услышанного разговора, понимаю, что, возможно, он не придет. Он многое для меня сделал, но сидеть возле меня не обязан. Я ему никто, и он мне тоже, мы просто любовники. У нас никогда не было разговоров о будущем, совместных планов. Желание иметь сына больше мое, чем Руслана. Я не жду от него сейчас чрезмерной опеки, внимания, заботы и нежности. И вся эта суета вокруг меня, наверное, своего рода извинение за то, что не уберег на своей территории, но его обвинить в случившемся мне даже в голову не приходит. Артем — это моя проблема. Проблема, которая, к сожалению, раньше решения не имела, а сейчас он сам лично дал в руки возможность все изменить. Страшно, ведь я вновь идут против него с надеждой, что в этот раз суд будет на моей стороне.

Открываю глаза. Губы трогает улыбка, палата заполнена запахом цветов и шариками. Напрягаю зрение, читаю надписи: «Поправляйся», «Все будет хорошо». Поворачиваю голову, задерживаю дыхание. На диванчике возле окна сидит Руслан. Гладко выбритый, в голубой рубашке с расстегнутым воротом, держит на коленях ноутбук, рядом лежат планшет и мобильник. В первую минуту наполняюсь радостью, он рядом. Потом на меня наваливается все, что произошло, отворачиваюсь. Скорей всего он здесь из чувства вины, пришел проверить, как у меня дела.

— Есть хочешь? — раздается спокойный голос, я не смотрю в его сторону.

— Нет.

— А надо. Цветы и шары от коллег, Марина передавала привет, — захлопывает крышку ноутбука, встает. Я напрягаюсь, жду, что сядет на кровать, но идет к столу и наливает стакан воды. Не выдерживаю, украдкой бросаю на него вороватый взгляд. Встречаемся глазами.

— Я решил заказать еду из итальянского ресторана. Вряд ли больничная еда тебе по вкусу, раз отказываешься есть.

— Того самого? — вспоминаю наш совместный ужин, наш первый поцелуй.

— Помнишь? — достает из пакетов еду, расставляет коробки на столе. Пахнет аппетитно, желудок предательски урчит. Я подтягиваю одеяло к подбородку.

— Ты будешь в постели есть или ко мне присоединишься? — я хочу к нему, хочу сесть рядом и сделать вид, что все нормально, что лицо без синяков, губы не опухшие, а тело не болит от каждого движения.

— Я буду есть в постели.

— Хорошо, — кивает, накладывает на тарелку еду, берет вилку и идет ко мне. Стараюсь не смотреть ему в глаза, осторожно беру тарелку, избегая любых прикосновений, даже случайных.

Руслан садится на диван, отодвинув в сторону ноутбук и планшет. В воздухе чувствуется напряжение, непонимание, как сейчас разговаривать друг с другом.

— В больнице тебя продержат не больше десяти дней. Не знаю, как пойдет дело с твоим заявлением, будем верить, что на года не затянется эта канитель. Натан обещал сделать невозможное. Вопрос по поводу опекунства над Лизой тоже будем решать с твоим заявлением.

— Да? — эта новость радует меня больше всего, поднимаю голову. Руслан ковыряется в своей тарелке. Когда вскидывает на меня глаза, я поспешно прячу лицо в своих волосах. Слышу тяжелый вздох.

— Жень…

— Знаешь, очень вкусно, ты прав, больничная еда совсем отвратительная, — я его перебиваю. Я не готова сейчас слышать от него слова извинений, слова прощаний. Мне нужна минута для ерунды, чтобы собраться с духом и принять тот факт, что Руслан уйдет сейчас из моей жизни. — Спасибо. За все спасибо, — таратарю без паузы, заполняя пустой болтовней неловкое молчание. — Я очень тебе признательна за Левина, за палату, за то, что продолжаешь возиться со мной, решать мои проблемы, хоть они тебя не касаются…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Жень, — прерывает мой благодарственный монолог, ставит тарелку на подлокотник, пересаживается ко мне на кровать, забирает мою тарелку и убирает на тумбочку. Он не берет меня за руки. Понимаю, что сейчас любые прикосновения от мужчин буду отторгать, но отсутствие попытки прикоснуться ко мне обижает. Не хочет. Я ему противна.

— Я все понимаю. Все… — голос садится, а из глаз текут слезы, прячу лицо в ладонях. Боже, желание умереть во мне настолько сильно, как и желание жить ради дочери. Я ненавижу себя, задаюсь бесконечным вопросом: «за что?». Я понимаю нежелание Руслана меня трогать, я вся насквозь пропитана Артемом. На мне словно клеймо с фамилией Градовского. Да, так и есть, я даже не вернула свою фамилию после развода, не поставила точку, может, поэтому Артем и подумал, что я его. И ему плевать, где я, с кем я, если захотел, значит придет и возьмет свое.

— Жень… — я дергаюсь, как от разряда тока, когда ладонь Руслана касается моей руки. Испуганно смотрю в его потемневшие глаза, потом на сжатый кулак. Опускает руку на свое колено. — Случилась херня, я с себя вину не снимаю…

— Ты не виноват!