— Только с тобой, милая, — проводит пальцем по подбородку, нагибается и нежно целует. — Я так скучал по тебе…
— Я тоже скучала по тебе, — и это не ложь, это действительно правда. Мне дико не хватало нашего тесного контакта, нашего взаимного желания. Как же долго я была лишена этого, но с полной уверенность сказать, что теперь кинусь с головой воплощать все свои фантазии не берусь.
— Руслан…
— Ммм… — поворачиваюсь набок, Руслан положил голову на согнутую руку, так же на себя натянул одеяло, лежит с закрытыми глазами. Осторожно протягиваю руку к его лицу, очерчиваю изгиб бровей, провожу по носу, трогаю его губы. Он спит. Моим признаниям еще не время, как и бирюзовой коробочке, валяющей на полу. Вздохнув, устраиваюсь рядом с ним, его рука ложится мне на талию, притягивает к себе, словно защищает. Утыкаюсь лицом ему в грудь, прикрываю глаза. Засыпаю моментально, не считаю барашек, не прислушиваюсь к дыханию мужчины. Я опустошена, но счастлива.
47
— Руслан, — мысли путаются. Они каждый раз перемешиваются после горячо секса. Особенно утром, когда нужно понять, какие на сегодня планы. Я уже стала уставать от кроличьих забав, хорошо, что Руслан иногда уезжает в командировки и на работу, иначе была бы затрахана в прямом смысле слова. Были мысли пошутить по поводу батарейки в члене, которая никак не сядет, «дюраселл» отдыхает.
— Что? — поворачивается ко мне, застегивая часы на запястье. Устала-не устала, а распахнутая рубашка на груди волнует.
— Помнишь, я тебе говорила, что приедет мама.
— Да, — но сводит брови и понимаю, что ни черта он это не помнит.
Вздыхаю, иногда он меня бесит, что некоторые важные для меня вещи забывает, считает их не стоящим его внимания. Однажды я в порыве досады попрекнула его этим, Руслан повернул разговор так, что в итоге виноватой в его забывчивости оказалась я. Он не лукавил, когда говорил мне, что спорит с ним бесполезно. Когда отпала необходимость меня ограждать от стрессов, постоянно заботиться о моем душевном состоянии, он превратился в того самого ироничного мужчину, которому я звонила ночью.
— Это сегодня.
— Что требуется от меня? — изгибает бровь, застегивает рубашку. — Бриться не буду, — ухмыляется. У него сейчас не борода, но и щетиной сложно назвать, подчеркивая явную принадлежность к народам Кавказа. Еще эти смешинки в черных глазах, явно не придает никакой серьезности встрече, я вот волнуюсь, как никак буду их знакомить.
— Ничего. Я просто напоминаю, — улыбаюсь, Руслан нагибается ко мне, обхватывает ладонями лицо и нежно целует. Я перестаю придерживать одеяло на груди, обнимаю его за шею.
— Так бы и остался рядом с тобой, — шепчет в губы, одной рукой удерживает подбородок, другую опускает на грудь.
— Ты опоздаешь на работу, — обожаю запускать пальцы в его волосы, чувствуя их шелковистость. Каждую ночь не отказываю себе в удовольствии потянуть их.
— Да, ты права, — с сожалением вздыхает, — Я постараюсь приехать в семь, но ты понимаешь, что перед Новым годом все словно сходят с ума. Всем срочно нужны машины, предложения и скидки.
— До Нового года ещё месяц.
— Ага, а истерия начинается уже сейчас — рассеянно соглашается, — Что там Натан говорит по поводу Лизы? — встаёт, заправляет рубашку в брюки. — Я думал, что мы уже к концу месяца будем вместе. Хочу в январе уехать из страны на праздники к солнцу, меня уже бесит это серое небо.
— Это Питер, детка, — прикусываю губу, Руслан хмыкает, смотрит в ожидании ответа. Хрен уйдешь от темы. — Это же Градовские, тысяча причин отложить дело.
— Мне это не нравится, — поджимает губы, я уже догадываюсь, о чем думает.
— Руслан, не надо. Всё решится по закону, — примирительно улыбаюсь, хотя очень хочется поддаться и потребовать ускорить процесс любыми способами. — Натан не зря получает свой гонорар.
— Что-то долго решается, и я начинаю сомневаться в эффективности его работы.
— Ты нетерпелив.
— Жень, — смеется, — такое впечатление, что это мне больше всего надо. Мне надоели эти суды, эти разборки.
— Не надо было связываться с разведенкой, — ложусь на кровать, постыдно облизываю губы. — Ты же знал, что берешь немного бу товар.
— Антиквариат тоже в бывшем употреблении, а стоит дохренище денег, поэтому я расцениваю тебя, как редкую и дорогу вещь, которую не оценили по достоинству. Это если сравнивать, а так твой бывший пиздюк еще тот. Ладно, до вечера, — снимает с напольной вешалки пиджак, проходя мимо кровати, ещё раз целует в губы.
— В семь.
— Не обещаю, но постараюсь, если не получится, напишу.
— И купи тирамису.
— Я понял, — щипает за щеку, уходит. Я падаю на подушки и позволяю себе еще понежиться в постели.