Проданный ветер

– Да, ваш богоотступник внес значительные изменения в церковную службу! – выпалил Ухов. – Я уже не говорю, про его церковные проповеди и песнопения! Мы истинные хранители веры, а нас раскольниками обозвали, да еще и травить стали как собак безродных. И заметь, офицер, не только власть церковная, но и подчиняемая самому императору всероссийскому, царю польскому и великому князю финлянскому. За что все это? Разве это справедливо?

Поручик зажмурившись, помассировал себе виски и тихо сказал:

– Послушай, Ухов, я ничего не имею против тебя и твоих единоверцев. Да и в империи уже многое меняется…, правительство, и Святейший Синод уже давно решили относиться к вам с примирением.

– После стольких гонений я никому не верю! – отрезал Ухов.

– Как же вы здесь жить станете, когда сюда американские проповедники придут?

– Ничего сдюжим, у них своя свадьба, а у нас своя будет, – буркнул хозяин, сквозь зубы. – Я ведь и плотник добрый и промысловик! Мне с ними делить нечего, а притеснять начнут, уйдем в слободу Николаевскую, а надобно будет, так и новую заложим. Земли, слава Богу, на всех хватит!

– Неужто с православными жить станните в «единоверии»?

– Поживем, увидим, слободу энту и наши предки помогали закладывать, так что нам их наследие приумножать не совестно будет. А насчет иноземных попов я тебе так скажу…, капитан Смит их очень даже не жалует и отзывается о них очень даже скверно. И знаешь почему?

– Почему?

– Да потому что из семьи он крестьянской и с малолетства видел, как попы эти самые, все соки вытягивали из народа работного.

Орлов покачал головой и тихо сказал:

– Контужен он на войне и водку с виски любит, потому и разговоры такие ведет.

– Ошибаешься, ваше благородие, – подавшись вперед со злостью, прошептал Ухов, – в здравом уме он был, и не употреблял вовсе перед этим вино наше казенное. Потому я и смекаю, что найдем мы с новой властью общий язык. Сам начальник гарнизона ведь говорит, что бить попов надобно! И за то, что десятина давит люд работный, и за то, что на огромных церковных землях тянут из людей последние жилы, и за то, что духовенство благословляет любое кровавое подавление не довольных людей. Уж извини, офицер за прямоту!

– Да, Ухов, за прямоту такую конечно, спасибо. За речи такие крамольные, в империи железо на тебя оденут, да в Сибирь на родину твоих предков отправят.

– Ну, за речи то свои предерзкие я уже извинился, не в империи мы теперь, потому и позволяю себе. А сказал я тебе это к тому, что бы ты понимал, почему мы жить туточки с радостью согласились. Мы просто хотим жить своей жизнью. Ко мне-то сказывай, зачем пожаловал? Дело, какое привело, или о жизни поговорить?

Орлов посмотрел на хозяина и, кивнув, проговорил:

– Убийство одно сегодня приключилось в гостинице.

– Постой! Так это ты, видать, тот русский, который в сыск к американцем пошел?

– Верно, – кивнув, проговорил поручик, – пошел к шерифу в помощники. Осуждаешь никак?

Ухов с грустью посмотрел на гостя и махнув рукой сказал:

– Кто я такой, что бы тебя осуждать? Всем выживать как-то надобно. Про инженера слыхивал, жалко мужика…, ведь безобидный был до невозможности. А от меня-то, что надобно?

– Узнать я у тебя хотел, поскольку ты здесь с малолетства живешь и всех знаешь, про человечка одного. Ростом такой же, как и инженер, покойный, а самое главное, который может рукой левой управляться, как и правой. Сможешь подсказать?

Какое-то время Ухов сидел, молча, глядя с прищуром в одну точку, напряженно думая. Потом посмотрел на гостя и разведя руками вымолвил:

– Еже ли и были леворукие, то ушли они вместе с Максутовым, а промеж американцев я пока не знаю никого. Я людей поспрашиваю и подскажу сразу, можешь не сумлеваться. Ежели разузнаю, где сыскать можно будет?

– В участке полицейском или через шерифа найдешь, – проговорил Орлов вставая. – Спасибо тебе, Ухов, за помощь, пойду я, пожалуй.

Промысловик внимательно посмотрел на гостя и со вздохом произнес:

– Думка меня одна мучает, офицер, может, подсобишь мне с ее разрешением?

– Какая еще думка?

– Я вот все голову «ломаю, насчет индейцев, из-за которых Смит военное положение объявил. Все смекаю, на досуге, кого же они в городе искать могут так усердно? А вот сегодня тебя увидал и меня словно осенило! Не ты ли им нужен? Уж больно ты под описание их подходишь, хотя и не генерал конечно.

– Общаешься, не смотря на запрет с первоначальным народом значит? – уточнил поручик, одевая шапку.

– А как же с ними не общаться? Они же, как и мы, дети Господа, живут опять же, как и мы просто.

– Эти дети Господа, как ты их называешь, не давно казачков замучили в форте «Око империи», меня с урядником спалить хотели в печах завода кирпичного заживо.

– Это их англичане, с попами иноземными науськивают! А так они люди не злобливые, к ним просто с душей относится надобно.

– Понятно с тобой все, – со вздохом пробормотал поручик. – А голову свою, всякими думками не забивай.