Проданный ветер

– Давайте, грузим казака аккуратно! – поторопил староста. – Говорю же, что уходят они! Мы когда в зимовниках своих добро прятали и знать не знали, что с вами беда приключилась, а когда кинулись к вам на подмогу, то оказалось, что шхуну вашу уже в океан унесло. Поэтому и не смогли подсобить, зато сейчас постарались вам помочь, да и нашим в городе с американцами заодно.

– Что же ты с мужиками такое Тутукано сказал, что он осаду снимает? – все еще не веря в свое спасение, прохрипел поручик. Глядя, как индейцы осторожно поднимают Степанова.

– Да, ничего особенного, – отозвался тот, махнув рукой. – Капитана мы навестили американского, на корабле, что якорь в низовьях Юкона отдал. Он добрейшей души человеком оказался! Как только прознал, что гарнизону американскому в Ситке ультиматум предъявлен, да за русскими охоту устроили, сразу с нами парламентеров отправил к вигвамам. Через них и объявил, что если не угомонятся люди Тутукано, то он якоря поднимет и двинет на всех парах в район, где они проживают. Объявил, что приказ отдаст на открытие огня из всего своего артиллерийского парка. Мне говорит в этом краю медвежьем, все одно делать нечего, заставлю, говорит прислугу артиллерийскую попотеть до изнеможения. Даже калым брать отказался! Угля говорит тут дармового много, пороховые погреба полные, вот говорит, и буду кататься вдоль берега, да из пушек палить, пока все деревни не сожгу индейские.

– Так и сказал?

– Так и сказал! Тут-то соплеменники Тутукано и озаботились всем происходящим! Быстро смекнули, что с новой властью дерзить не получится. Чует мое сердце, что они тут быстро порядок наведут, вот такие дела. Так, что конец войне, садись в возок, сейчас я тебя к избушкам домчу, а там и казаку твоему перевязку сделаем.

– Разве мы не в город поедем? – насторожившись, просипел Орлов.

Георгий одел на голову офицера свою шапку и, похлопав, по плечу сказал:

– Нельзя тебе в городе показываться, да и человек тебя один дожидается.

– Что за человек?

– Едем, сейчас все узнаешь!

Зайдя в один из покосившихся срубов, Георгий приказал положить раненного на стол, доставая из сумки бинты с какими-то флакончиками. Индейцы, тем временем молча, покинули сруб и поспешили за своими соплеменниками, которые уходили все дальше и дальше в лес. Орлов продолжал смотреть стоя в дверях, на все происходящее и не верил своим глазам. Все изменилось словно по взмаху волшебной палочке.

– Пока до берега родного доберетесь, все и затянется уже, – бормотал Георгий, – ну, а дома как известно и воздух лечит.

– Родина – это хорошо, – прошептал урядник, придя в себя. – Мне она…, каждую ночь снится, то, как наши станичники, на каждый праздник Святой Троицы…,после пасхи, в каждом доме полы устилают чебрицом, а у икон березовые ветки ставят… По утру поминают усопших…, да могилки убирают…

– Не трать силы, – тихо проговорил поручик. С трудом, садясь на чурку у входа. – Его врачу показать надобно.

– Сейчас кровь остановим, тогда я его в город свожу, – отозвался Георгий. – У Смита врач хороший, заодно и Розенберга позову, пусть своим глазом глянет, как по быстрее, казаку помочь. Ну, а потом на парусник доставим в лучшем виде!

– Какой парусник? – поморщившись, уточнил Орлов.

– Который вас дожидается! – воскликнул промысловик. – Все, офицер, в Родину пора отбыть! Коли с нами проживать не надумал.

Поручик поморщившись, посмотрел на него и тихо произнес:

– Повтори, что ты сказал?

– Парусник говорю, вас уже заждался! Не рад, что ли, ваше благородие? Сейчас человек с его борта прибудет, про которого я говорил, что видеть вас желает. Он уже был здесь, сейчас вернется.

Степанов медленно поднял голову и, посмотрев, на Орлова прошептал:

– Ваше благородие, а может мне здесь остаться?

– Ты, чего это удумал еще? – буркнул тот.

– Не сдюжу я перехода долгого, – выдохнул казак страдальчески, – ревматизма все кости выкрутила. А тут еще в живот поранения получил…, не сдюжу я. Дозвольте здесь остаться, не молод я уже…, мне же качка все кишки вывернет проклятая.

Поручик с трудом поднялся и, прихрамывая, подойдя, к уряднику спросил:

– А как же твои станичники? Как же твои награды, за которые я похлопотать обещал? Да и чем ты здесь заниматься будешь?

– Ну…, награды не велика потеря, – отозвался тот со слезами на глазах. – Главное ведь, что честно служил России…, а раз так, то уже душевный покой на старости лет будет.

Георгий посмотрел на офицера и тихо проговорил:

– Ему бы конечно отлежаться, с таким ранением скверным, тяжко ему будет. Здесь ведь, офицер, тоже люди живут, так что и казаку твоему место найдется. Может и правда, не стоит его по океанам таскать?

– Видишь, ваше благородие…, глядишь, и я приживусь в слободе. А то может, отлежусь, да по весне с мужиками махну к Миссури. А, что? Перейдем ее, землю распашем…, скот заведем. Холодно мне, что-то…

– Сейчас я костер запалю, – пробормотал озадаченно поручик, – к огню тебя перенесем. Сейчас, голубчик, все сделаем.