Проданы в понедельник

Вот какова была цель его разговора по душам…

Конечно, предположение Альфреда о второй статье было здравым – мистер Уолкер предлагал Эллису написать продолжение этой истории. И все-таки банкир ошибся.

– Послушайте, я вовсе не собираюсь писать статью о детях… или о вашей семье. – Эллис сознательно отказался от угрозы, которая могла бы послужить ему рычагом давления на банкира. В его положении это показалось ему самым мудрым.

Альфред пристально посмотрел на него сквозь очки:

– Тогда что вы хотите?

– Выяснить все о детях, по сугубо личным причинам. Мне нужно знать, где они и как поживают. Оба – и девочка, и мальчик.

Не упомянув о том, что ему поведала Руби, Эллис замолчал в ожидании. Если он чему и научился на своей работе, так это тому, что правда прорывается наружу после того, как ты, чуть-чуть подначив человека, даешь ему выговориться.

Но именно в этот момент дверь в комнату распахнулась. Из коридора донеслась брань очередного пьянчуги. А вошедший охранник поставил рядом с Альфредом еще один стул. Для чего – Эллису стало понятно, когда его глазами предстала Сильвия. Она вздрогнула, когда охранник закрыл за собой дверь, а Альфред встал.

– Дорогая, я же просил тебя побыть в комнате ожидания. – Его беспокойство было столь же очевидным, как и дискомфорт его жены в непривычном окружении.

– Я имею право здесь находиться, – заявила, выпрямившись, Сильвия.

– Конечно, дорогая. Но я уже все уладил. Никакой статьи в газете не появится. Тебе не о чем волноваться. Мистер Рид просто хотел узнать про детей, убедиться, что с ними все в порядке.

Это не помешало Сильвии занять свое место за столом.

– Я только это хочу, – подтвердил Эллис, но она продолжала недоверчиво буравить его взглядом.

– Тогда к чему так подло себя вести? Разве нельзя было просто прийти и спросить?

Альфред откинулся на спинку стула; на его щеках проступил румянец.

Вопрос поставил Эллиса в тупик. Пока он не вспомнил о чувстве вины и своей тайне, которые с самого начала терзали его. Ложь – что челюсти капкана. Стоит в них угодить, и выбраться ох как трудно. А оставленная рана грозит нарывать очень долго, отравляя своим гноем все хорошее и в его жизни, и в жизни других. До тех пор, пока полностью не излечится.

А излечить способна только правда.

– Все было не так просто, – наверняка в ущерб себе признался Эллис. – Та фотография была ненастоящей… то есть она была настоящей, но табличка о продаже детей была не их. Я ее туда поместил. – И ни дня потом не прошло, чтобы Эллис об этом не сожалел. – Джеральдина не собиралась продавать своих детей.

Сильвия оцепенела; сухожилия на ее шее натянулись как проволоки:

– Вы лжете. Потому что именно это она сделала. Разве не так, Альфред?

И Эллис не выдержал:

– Она была больна. Смертельно, как она думала. Но теперь она вылечилась. Мистер Миллстоун, вы сами видели тогда Джеральдину. И прекрасно знаете, что она выглядела далеко не здоровой.

Рот Альфреда приоткрылся. Он пожал плечами в ответ и потупил глаза на шляпу.

– Что за чушь! – взорвалась Сильвия. – Эта женщина сделала свой выбор.

Сильвию пробила дрожь – проявление страха и защитной реакции. Словно Эллис пытался вернуть детей Джеральдине.

В общем-то, он этого и хотел.

А затем Сильвия покосилась на свою сумочку. Ее пальцы нервно сжались, но она тут же разомкнула их, как будто успокоившись от какой-то мысли.

– Давайте начистоту. Когда эта мать вдруг надумала забрать своего сына, мы согласились и не стали чинить ей никаких препятствий. – Сильвия достала из сумочки сложенный лист бумаги и протянула его Эллису: – Вот, убедитесь сами.

Движимый подозрением, он развернул листок. Это было письмо.

«Моя дорогая Руби…»

Почерк был плохим, в словах было полно ошибок, но разобрать написанное все-таки было можно.

Эллис представил себе Джеральдину, пишущую письмо. Его содержание примерно совпадало с тем, что ему уже сообщила Руби. Выбор в пользу одного ребенка, извинение за то, что не может попрощаться с ней лично. Это было душераздирающе. Жестоко.

И Эллис даже не усомнился:

– Это написала не Джеральдина. И сына у нее нет.

Альфред метнул беглый взгляд на Сильвию.

Что они знали? Что они сделали? Эллису не хотелось думать о худшем. Но теперь отступать было некуда. Только все равно разыграть все по-умному.

– Мистер и миссис Миллстоуны. Вы знаете, что значит – потерять ребенка. Это ужасная трагедия, несправедливость. Виктория, несомненно, была незаурядной девочкой. У меня нет детей, и я не могу себе даже представить ту боль, которую вы пережили после аварии. Но я знаю другое. Сейчас, здесь у вас есть возможность, шанс воссоединить мать с детьми. Пожалуйста, помогите мне это сделать. Расскажите мне, что случилось с Келвином.

Посреди его воззвания Сильвия вдруг обмякла; глаза заблестели, взгляд стал отсутствующим.

– Миссис Миллстоун?

Альфред резко вскочил:

– Дорогая, нам лучше уйти, – положил он ей на плечо свою руку.

Едва Сильвия пришла в себя, ее глаза сразу обратились на Эллиса.

– Сильвия, пойдем, – повторил Альфред.

Она помотала головой.

– Дорогая, в самом деле. Я думаю, нам лучше…

– Нет, – сказала она ровно.