Проданы в понедельник

– Дело сделано, – только и сказал он.

Ни приветствия, ни расспросов.

Эллис вышел следом за отцом из участка. Ему почему-то вспомнилось, как однажды они выходили с ним из кабинета директора. В средней школе его период бунтарства был кратковременным и практически безвредным. Розыгрыши, вроде резинового клея на учительском стуле (хотя объективно мистер Каллен заслуживал худшего), сумели привлечь отцовское внимание. Но не на настолько долго, чтобы окупились их неприятные последствия.

Разница была в том, что Эллис больше не был ребенком. И привлекать отцовское внимание «своими выходками» он хотел меньше всего.

– Как я уже сказал, отец, я верну тебе всю сумму, как только смогу. Лады?

В тусклом свете газового фонаря отец поднимался по бетонной лестнице, на несколько шагов опережая Эллиса.

– Можно подумать, ты – единственный, у кого имеются бабки.

Неудачный подкол, учитывая обстоятельства.

– Я же объяснил тебе – мне просто нужно уладить все с банком.

– Так я тебе и поверил.

Эллис притормозил у подножия лестницы:

– Что ты имеешь в виду?

Проигнорировав его вопрос, отец продолжил шествовать к грузовику. Все как обычно. Только на этот раз сын не захотел пустить все на самотек.

– Ты думаешь, что я вру? – Не услышав ответа, Эллис остановился. Да, он облажался с фотографией детей. Но теперь он пытался поступать правильно, и его жизнь из-за этого рушилась. – Так что?

Похоже, это был перебор – поднять голос на отца. Но Эллис не пожалел об этом. Даже тогда, когда его отец развернулся и удивление в его глазах вытеснил гнев.

– Ты уже дал мне ясно понять, чего стоит для тебя мое мнение.

Обида за ночной клуб. До чего же он злопамятен! Хотя, по правде говоря, обвинение отца в зависти было вздорным, абсолютно безосновательным. Отец был гордецом, но не завистником. Да только Эллис, когда у него выбивали почву из-под ног, готов был хвататься за любое оружие под рукой.

Естественно, та рана до сих пор бередила у старика.

– Па, прости. За то, что я тебе наговорил в тот раз. Я вовсе так не думаю. Неужели ты не понимаешь? Я просто хотел показать тебе, что у меня все хорошо. И что я многого достиг.

– Да уж, многого, как я гляжу. – Отец похлопал себя по штанинам. – И у меня хватает ума понять: если ты и дальше будешь потворствовать своему тщеславию, то в следующий раз ты окажешься уже в Ливенворте. Хотя, может, ты этого и добиваешься. Ради очередного громкого заголовка. Вот уж бизнес так бизнес!

Ну почему он никогда его не слышал?!

– Послушай, па, я знаю, как ты относишься к газетчикам. Мне известно о твоей драке с репортером в шахте. Из-за которой ты ушел тогда с работы. Но не все журналисты такие, поверь мне.

Отец вздрогнул, застигнутый врасплох.

– Я не такой.

Эллис не опробовал новую стратегию. Он только старался быть честным. А совесть сразу засекла в его словах ложь.

Он не мог отрицать, что сорил долларами направо и налево, подкупая своих «информаторов» ради возможности первым заполучить и опубликовать сенсационные новости. И правда была в том, что он собой при этом гордился. Эллис не причислял себя к стервятникам, готовым пойти на все ради резонансной статьи. А ведь, по сути, он немногим от них отличался.

– Тогда почему, черт возьми, – холодно возразил отец, – мне пришлось внести залог, чтобы вытащить тебя из тюрьмы?

Это не был вопрос. Еще один подкол. Еще одно допущение.

Эллис был слишком измучен – во всех отношениях – чтобы удержать поток эмоций, выплеснувшихся из его глотки:

– Ты хочешь от меня еще извинений? Прекрасно! Извини, что разочаровал тебя сегодня вечером. Извини за то, что ты уволился с завода. Извини за то, что моя работа в «Экземайнере» равносильна для тебя работе за гроши. Извини за то, что я всякий раз оказываюсь для тебя недостаточно хорошим! Что бы я ни делал и ни говорил! И, главное, извини за то, что тогда, когда умер мой брат, ты потерял не того сына!

Вот так!

Невысказанное наконец прорвалось наружу.

Отец уставился на него с широко раскрытыми глазами. И на этот раз рядом не было никого, кто бы мог снять напряжение. Не было материнских рук, способных искусно и ласково удержать семью вместе.

Где-то вдалеке завыла собака. Сверкнули фары проехавшего мимо такси.

– Залезай в кабину, – выдавил в конце концов отец медленно и напряженно. И, повернувшись почти как робот, двинулся к водительской дверце.

«И это все? – возопил про себя Эллис. – Тебе больше нечего мне сказать?»

Опять все зазря? Он опять оправдывался, извинялся, открывал душу впустую? И опять потерпел поражение?

В полном молчании Эллис сел в грузовик. Его отец завел мотор; ему явно не терпелось поехать.

И не только ему.

Эллис снова вернулся мысленно в школу, вспомнил, как тогда вылез из машины, забрался в постель и попытался забыть, хотя бы на несколько часов, какой приговор его ожидал поутру.

А потом он заметил, что грузовик не едет, стоит. Вцепившись руками в руль, его отец смотрел прямо перед собой, в лобовое стекло. Через дорогу здание суда окроплял слабым мерцанием лунный свет.

– Папа? – вымолвил Эллис.

На миг он засомневался, что отец дышит. Но потом он заговорил, как будто сам с собою: