Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Назвать это «бизнесом», пожалуй, было бы неверно. Наверное, было бы неправильно навешивать на все эти беспокойные дни и бессонные ночи, на все эти великолепные триумфы и отчаянные схватки банальный и безликий ярлык: бизнес. То, чем мы занимались, ощущалось как нечто гораздо большее. Каждый новый день приносил с собой пятьдесят новых проблем, пятьдесят жестких решений, которые необходимо было принять немедленно, и мы всегда остро чувствовали, что одного поспешного шага, одного неверного решения могло бы хватить для того, чтобы положить всему конец. Допустимый предел погрешности все время уменьшался, тогда как ставки все время увеличивались – и ни один из нас не поколебался в вере в то, что «ставки» не означают «деньги». Для некоторых, как я понимаю, бизнес – это всепоглощающая погоня за прибылью, и точка. Жирная точка. Но для нас бизнес – это нечто большее, чем просто средство для того, чтобы делать деньги, как и человеческий организм существует не только для того, чтобы вырабатывать кровь. Да, человеческому организму требуется кровь. Он должен вырабатывать красные и белые кровяные тельца и тромбоциты и распределять их равномерно, плавно там, где необходимо, и в нужное время, иначе будут неприятности. Но такая каждодневная деятельность человеческого организма не является нашей главной целью, как человеческих существ. Это базовый процесс, который способствует тому, чтобы мы могли достигать наши более высокие цели, и жизнь всегда стремится выйти за пределы базовых процессов – и в какой-то момент в конце 1970-х гг. я тоже стремился к этому. Я пересмотрел определение того, что такое победа, расширил это понятие, выведя его за узкие первоначальные рамки понятия «не проигрывать», «всего лишь оставаться в живых». Этого было недостаточно для того, чтобы устойчиво поддерживать мою жизнь или существование моей компании. Мы хотели, как все великие компании, создавать, делать вклад, и мы посмели сказать это вслух. Когда ты создаешь что-то, когда ты улучшаешь что-то, когда ты достигаешь чего-то, когда ты привносишь что-то дополнительное, вещь или услугу, в жизнь чужих людей, делая их счастливее или здоровее, а их существование безопаснее, лучше, при этом добиваясь всего этого решительно, эффективно, по-умному, так, как все должно делаться, но редко делается, – ты в более полной мере участвуешь во всей великой человеческой драме. Ты не просто остаешься живым, ты помогаешь другим жить более полной жизнью, и если это и есть бизнес, то хорошо, можете называть меня бизнесменом.

Возможно, мне это понравится.

Времени для того, чтобы распаковать вещи, не было. Не было времени для того, чтобы восстановить наш суточный ритм организма, ощутимо нарушенный перелетом из Китая через несколько часовых поясов. Когда мы вернулись в Орегон, процесс превращения компании в публичную был в полном разгаре. Предстояло сделать серьезный выбор, и не один. Особенно кто будет управлять процессом публичного размещения.

Публичные предложения акций не всегда завершаются успешно. Наоборот, когда руководство процессом оказывается неправильным, он оборачивается железнодорожным крушением. Поэтому с самого начала это было критически важным решением. У Чака, работавшего ранее в банке Абрахама Куна и Соломона Лёба (этот банк к тому времени, которое описывает Фил Найт (в 1978 г.), слился с инвестиционным банком братьев Леман, который, увы, обанкротился в 2008 г. – Прим. пер.), все еще оставались крепкие связи с его людьми, и он полагал, что они выполнят задачу наилучшим образом. Мы провели собеседования с представителями еще четырех или пяти других фирм, но в конце концов решили положиться на инстинкт Чака. Он еще никогда не направлял нас по ложному пути.

Далее нам необходимо было выпустить проспект. Потребовалось по крайней мере пятьдесят проектов, прежде чем он стал выглядеть и звучать так, как мы хотели.

И наконец, в самом конце лета мы передали все свои бумаги в комиссию по ценным бумагам и биржевой деятельности, и в начале сентября мы выступили с официальным объявлением. «Найк» выпускает 20 миллионов акций класса «А» и 30 миллионов акций класса «Б».

Цена, как мы объявили миру, будет составлять от восемнадцати до двадцати двух долларов за одну акцию.

Из общего количества акций – 50 миллионов – почти 30 миллионов будут находиться в резерве и около 2 миллионов акций класса «Б» будут проданы населению. Из приблизительно 17 миллионов оставшихся акций класса «А» на долю ранее существовавших акционеров или инсайдеров, т. е. меня, Бауэрмана, держателей облигаций и «задолицых», придется 56 процентов.