Кажется, у нее выросли крылья – так быстро она бежала, так легко ей было это делать. Дорожный плащ хлестал по ногам, капюшон то и дело съезжал на глаза, закрывая дорогу – княжна сбросила его. Добежав до поворотного камня у оврага, бросила несколько крупиц волшебной Соли на его середину, дождалась, когда зацветет в утреннем свете сияние и бросилась в него, очертя голову. На счастье вынырнула там же, у безлюдной кромки аркаимского леса, бросилась по тропинке. Стражники уже отворили врата, первые купцы потянулись на ярмарку, лениво собирая свои товары и расставляя то, что не продалось накануне. Кто-то тревожно поглядывал на облака – они темнели, готовясь к грозе. Недовольно бормотали, что с такой погодой не будет никакой торговли.
А Неждана, наоборот, радовалась – дождь собьет со следа погоню, если вдруг кто ее решится догнать. Споро добежав до теремного дворца, не обращая внимания на рано пробудившихся прислужников и работников, она забежала в конюшню, где подремывал под седлом Саввушка, разбудила его, угостила сухариком.
Вскочив в седло, пришпорила коня и в пару прыжков уже очутилась за воротами.
Не тревожась больше о впечатлении, которое производит, и внимании, которое привлекает, она мчалась домой, к матери. Отец еще спит. Вряд ли кто рискнет будить князя сообщением о том, что дочь куда-то спешно уехала. Да и о том, что торопливый всадник – именно Неждана, наверняка узнают лишь добудившись до Леси и достучавшись до ее, княжны, опустевшей светелки. К этому времени она уже будет на подступах в дому. А там…
Что «там» княжна не очень представляла. В самых радужных и смелых мечтах она давала матери снадобье, та выздоравливала в один миг, чем доказывала отцу, как тот был не прав, отказывая Чернаве в помощи и лечении. И дальше – или он застыдится своей черствости и они заживут семьей счастливо, или мать гордо удалится в свои родовые поместья, забрав приданое, а она, Неждана, отправится с ней. И это все лучше, чем затворничество или ненавистное замужество.
Что будет, если снадобье не поможет, она не думала…
Прискакав в домашний терем, спрыгнула с коня, бросила поводья едва успевшему подоспеть конюху.
– Княжна, как ты… Не ждали так рано… – бормотал конюх.
– Напои Саввушку, – крикнула ему девушка, уже взбегая на высокой крыльцо. – И в стойло поставь! Ну, живо!
Из комнат выглядывали сонные слуги, где-то в глубине терема слышался торопливый топот – никто не ожидал приезда дочери хозяина и сейчас спешил заняться делами.
Неждана ни на кого не смотрела, ни на кого не обращала внимания. Ядвига, выскочившая было навстречу и оторопело замершая в проходе, вынуждена была прижаться к стене – княжна, стремительно прошагав мимо нее, бросила в руки пару монет и, ворвавшись в материнскую спальню, с шумом захлопнула за собой дверь.
Тихий покой забытого в болезни человека. Шелест шелкового балдахина, потревоженного ветром. Ленивое щебетание птиц под окном.
Чернава спала.
В отсутствие Нежданы, ее никто не убрал на ночь, не заплел светлые волосы в косы, не заменил ночную сорочку и не поправил подушки – княгиня спала, неудобно завалившись на бок, рука свесилась почти до пола. В другой раз княжна бы распекла нерасторопную прислугу да заставила прямо при ней выполнять свою работу, да только сейчас все это не имело значения – успеть бы до того, как сюда пожалуют дружинники отца или Званко собственной хвастливой персоной.
Поэтому сейчас, отбросив раздражение, девушка стянула с плеч заплечный мешок, одновременно опускаясь на колени у материнской постели. Нежно подняла руку матери, заботливо уложила поверх одеяла.
Где-то вдалеке ударил гром – словно кто-то хотела напомнить, чтобы не отвлекалась княжна, чтобы поторапливалась.
Развязав веревку, та достала добытое в доме аптекаря, не пожелавшего назвать свое имя, сокровище. Она только теперь посчитала, что взяла из его дома семь флаконов – три больших и четыре вдвое меньше, все – с обычными деревянными пробками, залитыми воском. На свету содержимое казалось обычным медом, Неждана даже забеспокоилась, не обманулась ли. Посмотрела на свет – нет, то был не мед. В янтарной жидкости отчетливо поблескивали бесчисленные нити, которые, перепутавшись, то собирались в клубок, то растекались по стенкам. Откупорив один из флаконов, Неждана принюхалась – изнутри потянуло жженым сахаром, полынью и вечерней зарей, пьяняще пропитанной липовым цветом.
Жидкость оказалась очень густой, девушке пришлось потрясти склянки и тщательно разогреть их в ладонях, чтобы содержимое оказалось хоть немного жиже. Тогда она поднесла флакончик к губам Чернавы.
«Что будет, если ты ошибаешься?» – из памяти выскользнуло и покатилось ьревожным шаром воспоминание: старуха-мара, Тайные ряды и опасливый шепот, круживший вокруг, словно сухая листва.
Рука девушки дрогнула: «Кровью своей клянусь, что безвинна».
«Кровью…Клянусь… Она клянется кровью, хи-хи-хи», – вокруг, словно круги на воде, рассыпался чужой настойчивый шепот, пока не стих совсем, унесенный ветром и подхваченный очередным раскатом грома.