Продавцы невозможного

Приступы внутреннего стыда Ник всегда преодолевал на трезвую голову. Обдуманно.

«Я таков, какой есть. А стал я таким потому, что мир таков, какой есть».

Не это ли ответ на мучающий его вопрос?

Кто знает…

Еще несколько секунд на преодоление слабости, на изгнание ненужных мыслей, и вот уже в голове Моратти началась прокрутка вариантов.

Что сделают храмовники, когда он припрет их к стене доказательствами? Трудно предсказать реакцию людей, которых едва ли не официально считают сумасшедшими.

«А что сделал бы ты?»

«Пошел на компромисс».

«Просто тебе хочется, чтобы они начали переговоры. Очень хочется…»

Вариантов два: либо Мутабор принимает условия Моратти, либо упирается, и тогда об их роли производителя «синдина» становится известно. Готов ли Милостивый Владыка Грядущего пойти на конфликт со всем миром? Сомнительно. Храмовники, конечно, психи, но действуют они рационально. Вот и получается, что переговоры состоятся, прелаты поторгуются, но условия примут, и это станет первым шагом к полному контролю над Сорок Два и его тритонами. А на что они способны, все уже видели…

«Новый мир не будет похож ни на мечты нейкистов, ни на фантазии храмовников. Это будет нечто другое…»

Потому что есть вещи, с помощью которых новый мир можно контролировать.

А чтобы Сорок Два стало совсем худо, нужно усилить удар.

Ник положил сигару в пепельницу, вытащил из тумбочки незарегистрированный коммуникатор и набрал сообщение:

«Время пришло. Уничтожайте всех, кого подозреваете в пособничестве Сорок Два. Очищайте организацию».

Отказаться лидеры dd не посмеют. Да и не захотят отказываться, учитывая, как злы они на радикала после «дня Сорок Два». Очистят dd и тем навсегда отвратят от себя сторонников Сорок Два. В результате тритоны останутся без силового крыла, а dd превратится в заурядную преступную организацию.

Все идет как надо.

Моратти взял сигару и вернулся к окну смотреть на любимый Цюрих. Он улыбался. Он был доволен. И больше в этот день не вспоминал о некоем молодом офицере, который бы его арестовал.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Занзибар

Собор Тринадцати Пантеонов

Неукротимость

— Вот уж не думала, что в Москве столько вудуистов, — удивленно пробормотала Матильда, слезая с мотоцикла.

— В Занзибаре живет три миллиона человек, — хмыкнул Рус, подозрительно разглядывая шустрого парковщика. — Сколько?

Тот мельком посмотрел на «Ямаху» Руса, потом на «Судзуки» Пэт и вынес приговор:

— За два мотоцикла — пять юаней.

— Ты о…ел? За пять юаней ты за мной мотоцикл на руках носить должен! Весь день!

— Завтра — пожалуйста, — широко улыбнулся курчавый вымогатель. — Сегодня — ни за что.

Свободные места исчезали с невероятной скоростью, и парковщики прекрасно понимали: откажутся одни, тут же появятся другие. Оставлять же дорогущие байки без присмотра Рус не хотел. Выдал еще пару ругательств, но деньги протянул:

— Держи.

— Да не оставят тебя духи Лоа, добрый человек!

— Тебе того же и туда же.

Уличный экран затянул религиозный гимн, его подхватили сотни идущих по мостовой людей.

— Купите цилиндр, добрые господа! Точно, как у Папы…

— Футболки к событию! Недорого! — На черной ткани — лицо баварского архиепископа. Под ним надпись: «Москва». И дата.

— Холодная вода! Возьмите с собой холодную воду!

— Зонтики от солнца!

Люди, люди, люди… Монахи-замбийцы, призванные обеспечивать порядок во время проповеди, перекрыли улицы за восемь кварталов до соборной площади, дальше только пешком, влившись в толпу.

— Три миллиона — это много, — продолжила разговор Матильда, когда друзья бодро зашагали по мостовой. — Но почему все они едут с Болота?

Три уровня Ленинского проспекта, самой прямой дороги из центра Анклава на территорию Католического Вуду, забиты под завязку: мобили, автобусы, «табуретки» и мотоциклы шли сплошным потоком. Две крупные пробки. И то же самое, если верить приходящей в «балалайку» информации, творилось на всех ведущих в Занзибар улицах.

— Папа Джезе широко известен и очень популярен, — скупо обронила Пэт. — Людям интересно.

— Хочешь сказать, что его придут слушать не только вудуисты? — недоверчиво прищурился Кимура.

— Но ведь ты пришел.

— Я с тобой.

Уперся, как баран, сказал, что вчетвером надежнее, и пошел. Не захотел отпускать Патрицию в Занзибар.

— Джезе впервые приехал в Москву.

— Но почему такой ажиотаж?

— Люди устали от лжи, — помолчав, произнесла Пэт. — Они ищут настоящее слово, даже если оно — от чужого бога.

— А слово Джезе настоящее? — тихо спросила Матильда.

— Он блестящий оратор.

— Я спрашивала о другом.

— Мы пришли, чтобы послушать.

— И завтра я могу проснуться правоверным вудуистом? — хохотнул Рус.

— В этом смысл пастырского визита.

— Папа настолько крут?

— Джезе — архиепископ Баварский. Теоретически, по рангу он равен монсеньору Таллеру, однако пользуется куда большим авторитетом в Католическом Вуду. Он первый белый…

— Так он белый? — поднял брови Кимура.

— Ты даже этого не знаешь? — улыбнулась Матильда.

— Да мне по фигу Вуду.

— Не ори, — попросил Рус. — Не забывай, где мы.