Он почти встал на колени возле стола, осматривая рану. Он погрузил пальцы настолько далеко, насколько смог, и с усилием прокладывал себе дорогу глубже. Ему даже удалось вызвать новую кровь.
— Что вы ищите? — спросил Мемфис.
— Эта глубже и края рваные. Вы нашли кончик лезвия внутри этой раны?
— Да, — и Мемфис наконец-то выглядел впечатленным.
Я тоже была под впечатлением, но я знала, где Олаф научился такому точному анализу.
— Ты узнал, что в этой ране сломалось лезвие, просто посмотрев на нее? — спросила я.
Он всматривался в меня, его пальцы все еще оставались глубоко в ране, он вывернул ее по краям, так что показались кровавые подтеки. Наконец-то его лицо не мог увидеть доктор, так что он позволил мне увидеть его мысли. Его лицо смягчилось и наполнилось жаром, вожделением, романтикой. Зашибись.
— Твои пальцы меньше моих, ты могла бы забраться еще глубже, — заметил он и встал, вынув пальцы с характерным звуком. Он закрыл глаза и позволил дрожи пробежать по лицу, которое он спрятал от доктора, но которое могла видеть я. Это была не дрожь страха или отвращения.
Я отвела взгляд от его лица и вновь посмотрела на труп.
— Я уверена, что доктор уже вынул из раны всё, что смог найти, ведь так, док?
— Да, но он прав. Я нашел кончик лезвия. Мы проанализируем его состав и, как мы надеемся, сможем узнать что-нибудь полезное.
— Остальные тела так же порезаны? — спросила я. Олаф все еще стоял, отвернувшись от доктора. Я передвинулась так, чтобы не видеть его лица. Я не хотела знать, что он думал, и была чертовски уверена, что не хочу видеть, что за мысли перетекают по его лицу.
— Вы закончили с этим телом? — спросил он.
— Я — да, а вот насчёт Джеффриса сказать не могу.
Олаф говорил, не оборачиваясь.
— Сначала ответьте на вопрос Аниты, потом отвечу я.
— Тела, с которыми я работал, похожи на это; некоторые хуже, одно не так уж плохо, но в основном хуже.
— Тогда да, — проговорил Олаф, — мы с этим закончили. — Его голос вновь был под контролем, и он обернулся, лицо опять стало безразличным.
Доктор накрыл тело. Тогда мы направились к столу номер два. Олаф по дороге снял свои перчатки и надел новые. Я не касалась тела, потому мне эта процедура не требовалась.
Следующее тело было почти таким же, кроме того, что мужчина был немного меньше ростом, более накаченный, с более светлыми волосами и кожей. Его тело было искромсано. Это были не просто раны; это было, будто какой-то механический монстр попытался его сожрать или… На теле, которое было отмыто и вычищено, намного легче рассмотреть повреждения, но мой разум всё равно отказывался их воспринимать.
— Что, черт возьми, с ним случилось? — спросила я вслух прежде, чем успела понять, хочу ли знать ответ.
— Те немногие раны, которые мне удалось выделить, на первый взгляд имеет сходные края с предыдущими ранами. Это тот же тип оружия, возможно, то же самое оружие и есть; мне нужно больше тестов, чтобы сказать точнее.
— Но они отличаются, — я указала на тело, — этот… Он был забит.
— Нет, не забит; его мясо есть никто не собирался, — вмешался Олаф.
Я всмотрелась в него.
— Мясо? — спросила я.
— Ты сказала, что его забили, но это не совсем то; так мясо было бы безвозвратно испорчено.
— Это всего лишь фигура речи, Отто, — возмутилась я, снова не зная, как с ним работать. Он смотрел на тело, и на этот раз от доктора это не укрылось. Он получил удовольствие, любуясь этим трупом.
Я посмотрела на Мемфиса и попыталась подумать о чем-то, кроме Олафа.
— Они выглядят почти механическими, — сказала я, — Мог бы нанести все эти раны один человек?
— Нет, — возразил Олаф. — Человек способен нанести подобные ранения, если часть из них будет нанесена уже после смерти. Я видел, как режут трупы, но это… — Он наклонился над телом, еще ближе к ранам. — …не похоже на это.
— Как непохоже? — спросила я; может, если я буду задавать вопросы, он просто будет на них отвечать, а не казаться таким ужасающим.
Он провел пальцем по некоторым ранам на груди. Кто-то другой касался бы кожи, но он касался плоти. Он поступал именно так.
— Первое тело, там раны продуманные, определенным образом расположены. Это же — просто безумие. Раны перекрывают друг друга. На первом теле раны выглядят как последствия драки на ножах, большинство из ран не смертельные, будто убийца играл с ним, стараясь продлить забаву. Эти же раны изначально так глубоки, будто убийца намеревался прикончить его побыстрее, — Олаф посмотрел на Мемфиса. — Мог ли кто-нибудь неожиданно прервать веселье? Были ли среди трупов гражданские?
— Вы хотите сказать, что убийца услышал, как кто-то приближается, и прекратил игру, начав просто убивать? — спросил Мемфис.
— Просто догадка, — ответил Олаф.
— Нет, гражданских не было, только полицейские и наш охотник на вампиров.
— Последнее тело изрезано так же сильно? — спросил Олаф.
Я бы тоже наконец пришла бы к этому вопросу, но у меня плохо получалось быть хорошим следователем рядом с Олафом. Фактор испуга сказывался на скорости моих мыслительных процессов.