Продажная тварь

Поразительно: я-то думал, что эта проблема волнует всех, но оказалось, что нет. Обиженный, я вернулся на место и самоустранился. Вполуха слушая, как они продолжили свои обычные обличительные речи о разводах в черных семьях и о необходимости поддерживать афроамериканский бизнес. Ожидая, когда же Фой произнесет: «Ну, и прочее в этом роде», — что в переводе на обычный язык означало: «Как слышите? Прием. Конец связи» на языке общения черных интеллектуалов.

— Ну, и прочее в этом роде…

Наконец-то. Заседание подошло к концу, и все стали расходиться. Я полез за последним «Oreo», как вдруг чья-то мозолистая черная рука выхватила его и кинула себе в рот.

— Принес на все наше племя, ниггер?

В прозрачной шапочке для душа, надетой поверх красных термобигуди, на которые были намотаны пучки выпрямленных волос, с огромными обручами в ушах, этот похититель печенья скорее смахивал на какую-нибудь Бланш или Мэдж, и уж никак не на жестокого бойца, известного как Король (произносится «Кроль») Каз. Я только тихо-тихо проклинал Каза, наблюдая, как он водит языком по своим железным зубам, слизывая с коронок остатки шоколада.

— Вот и мне учителя говорили, когда я жевал жвачку: «Принес на весь класс?»

— Безбэ, ниггер.

Сколько знаю Каза, с моей стороны разговор сводился только к «Безбэ, ниггер». И не у меня одного, потому что Каз хоть и мальчик средних лет, но больно чувствительный, и если ты скажешь что-нибудь не так, он покажет миру, какой он чувствительный, плача на твоих похоронах. Поэтому никто не вступает с ним в разговор — ни мужчины, ни женщины, ни дети. Нужно просто подпустить в голос басов и ответить: «Безбэ, ниггер».

Король Каз исправно посещал заседания клуба с того момента, как мой отец спас его мать, бросившуюся на рельсы метро. Обмотавшись прыгалками по рукам и ногам, она стояла на рельсах пригородной линии и кричала: «Когда у белой сучки проблемы, так она несчастная дамочка в беде. А как у черной сучки проблемы, так она пособие обманом получила и вообще обуза для общества! А чего это вы черных дамочек не замечаете? Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косы!» Она так вопила, что ее суицидальный протест был слышен даже сквозь перезвон опускающихся шлагбаумов и рев поезда, прибывающего по синей ветке. Короля Каза тогда звали Кертис Бакстер; я помню, как ветер от промчавшейся мимо электрички сдувал слезы с его щек, а мой отец стоял рядом, держа на руках его спасенную мать. И я помню те рельсы — ржавые, гудящие, горячие на ощупь.

Так что, принес на все наше племя, ниггер?

Кертис вырос — и стал Королем Казом, гангстером, уважаемым за ум и безрассудную храбрость. Его банда под названием «Четкие баблогоны» первая придумала тренировать своих членов на оказание первой медицинской помощи. Когда на «терках» случалась перестрелка, сразу же появлялись носилки и пострадавших увозили в полевой госпиталь за линией фронта. Даже не знаешь, печалиться или удивляться. Почти сразу после этого нововведения Каз подал запрос на вступление в НАТО. Все остальные в НАТО, а «калеки» чем хуже? Мы что, не сможем дать пиздюлей Эстонии?

Безбэ, ниггер.

— Мне нужно потолковать с тобой.

— Безбэ, ниггер.

— Но только не здесь.

Каз схватил меня за рукав и потащил в туман, в ночь собаки Баскервилей. Всегда удивительно, когда день переходит в ночь без тебя, и мы остановились, чтобы дать влажному туману и тишине осесть на наших лицах. Иногда сложно сказать, что более вечно — предрассудки и дискриминация или эти собрания. Каз загнул пальцы, любуясь своими длинными ногтями с маникюром, а потом, вздернув одну тщательно начесанную бровь, улыбнулся.

— Первое — «вернуть назад Диккенс». Хуй с тем, что эти неместные ниггеры говорят, потому что я — за. Нас чутка, но те «дам-дамы», кто из Диккенса, не смеялись. Так что давай, братуха. И вообще, если покумекать, почему бы черным не завести собственные китайские рестораны?

— Безбэ, ниггер.

А потом, неожиданно для себя, я сделал то, что, я думал, никогда не сделаю. Я завел разговор с Королем Казом, потому что мне нужно было знать, даже ценой собственной жизни или, по крайней мере, небольшой репутации «спокойного хуя» на районе.

— Я хотел спросить тебя кое о чем, Король Каз.

— Зови меня просто Каз, братан.

— Ладно, Каз. Почему ты ходишь на эти заседания? Тебе нечего толкать и некого долбать?

— Раньше я приходил послушать твоего отца. Упокой господи его душу, этот ниггер глубоко копал, в натуре. А теперь я просто хожу, вдруг эти дам-дамовские ниггеры решат зайти на район, начать бомбить и все такое. Если я окажусь рядом, успею предупредить пацанов. Как Пол Ревир, помнишь[99]? Один фонарь в колокольном окне — если попрут на «лендкрузерах», два — если на «мерсах». «Они уже едут! Едут!»

— Кто едет и куда?