Продажная тварь

Это был Фой. Он и верниггеры рассаживались по машинам, чтобы тихо свалить. Кертис «Король Каз» Бакстер, даже не удостоив Фоя ответом, развернулся на пятках своих «конверсов» и усутенерил в ночь. При этом его все время заносило вправо — как пьяного моряка с воспалением среднего уха.

— Так подумай насчет китайских ресторанчиков! И найди себе бабу, а то больно ты напряженный, — крикнул он мне напоследок.

— Не слушай ты его, бабы не помогут.

Пока я отвязывал лошадь и усаживался в седло, Фой открыл два пузырька и высыпал в руку три белые таблетки.

— Одна тысячная, — произнес он, разложив таблетки на ладони — он хотел, чтобы я прочитал названия. «Золофт» и «Лексапро»[100].

— Это что, дозировка?

— Нет, блядь, мой чертов рейтинг Нильсена[101]. Твой отец считал, что у меня биполярное расстройство, но на самом деле я просто одинок. Ты, похоже, тоже.

Он в шутку протянул мне свои таблетки, а потом аккуратно положил их на язык и запил из дорогой серебряной фляги. Когда его мультики перестали показывать по телевизору, Фой переключился на утренние ток-шоу. Каждый последующий провал передвигался на все более раннее время. Так же как банда «кровников» Bloods[102] не использовала буквы «С», потому что с нее начинается название банды «калек» Crips («Каша Капитана Кранча» становилась «Хлопьями Лейтенанта Хруста»), так и Фой, чтобы застолбить свою принадлежность к группировке, заменял в своих программах слово «факт» на слово «черный». С какими только черными он не делал интервью в своих программах «Черный», «Вымысел» и «Чернымысел» — от мировых знаменитостей до умирающих музыкантов. Последним его проектом стал бессмысленный дискуссионный клуб «Только черные, мэм», посвященный местам общественного пользования, который показывали в пять утра в воскресенье. Но в такую рань можно наскрести разве что одного-двух бодрствующих негров. Ими оказывались Фой Чешир и его гример.

Трудно описывать человека, который потратил на костюм, обувь и аксессуары не менее пяти тысяч долларов, как растрепанного, но в свете уличных фонарей Фой выглядел именно растрепанным. Его шикарная накрахмаленная рубашка уже давно измялась. Низ шелковых брюк с остатками стрелок истрепался, ботинки вытерлись, к тому же от Фоя разило мятным ликером. Однажды Майк Тайсон сказал: «Только в Америке такое возможно: ты можешь быть банкротом, а жить в особняке».

Фой завинтил крышку фляги и запихнул ее в карман. Сейчас, когда вокруг не было никого, я ждал, что вот-вот он превратится полностью в настоящего верниггера. Вот еще вопрос: какая у черных вервольфов шкура — лохматая или нет? По идее должна быть лохматая.

— Я знаю, что ты задумал.

— И чего я задумал?

— Тебе сейчас примерно столько же, сколько было твоему отцу, когда он умер. За десять лет во время собраний ты не сказал ни слова. С чего бы ты вдруг сегодня выдал эту чушь о возвращении Диккенса? Да ты просто хочешь наложить лапы на клуб, забрать то, что начал твой отец.

— Да нет. Организация, которая проводит в пончиковой заседание о борьбе с диабетом, — нет уж, оставьте себе.

Можно было и раньше это предвидеть. У отца имелся перечень симптомов, свидетельствующих о безумии. Он рассказывал, что те или иные признаки психического расстройства люди принимают за особенности личности. Равнодушие, перепады настроения, мания величия. Не беря в расчет Хомини, который, как огромный срез красного дерева, какие выставляют в музеях науки, был открытой книгой, я знаю только, как понять, умирает ли изнутри дерево, но не человек. Дерево словно замыкается в себе. Листья покрываются пятнами, на коре выступают наросты, трещины, изломы. Ветки становятся сухими, как обветренные косточки, или, наоборот, мягкими и пористыми, как губка. Но проще всего судить по корням. Корни держат дерево в земле и на земле, на этом чертовом вращающемся шарике. Если корни растрескались, покрыты спорами бактерий или поражены грибком, тогда… Не случайно я так смотрел на дорогие ботинки Фоя с коричневыми мысками из тисненой кожи. Они были истертыми и грязными. Учитывая банкротство, нулевые рейтинги его программ, да еще жена подала на развод… Я должен был и раньше это предвидеть.

— Я глаз с тебя не спущу, — сообщил Фой, забираясь в машину. — Клуб «Дам-Дам» — это все, что у меня осталось. И хуй я тебе дам мне поднасрать.

Посигналив на прощанье, он поехал вниз по бульвару Эль-Сьело и пронесся мимо Каза, которого легко было узнать по походке даже издалека. Нечасто бывает, чтобы член Клуба интеллектуалов «Дам-Дам» сказал что-то оригинальное — про «черные китайские рестораны» и про «баб».

— Безбэ, ниггер, — сказал я вслух.

И впервые в жизни абсолютно серьезно.

Глава восьмая