Продажная тварь

Мне никогда особо не нравились эти заседания, но после смерти отца я захаживал на них, если только на ферме не было неотложных дел. До того, как главным мыслителем назначили Фоя, шел разговор, чтобы место отца занял я. Ким Чен Ын гетто-концептуализма. Ведь я же стал Заклинателем ниггеров, как мой отец. И все-таки от лидерства я отказался, ссылаясь на слабое знание черной культуры. Об афроамериканцах я знал только то, что для нас не существует таких понятий, как «слишком соленое» или «слишком сладкое». За все эти десять лет, когда Калифорнию накрывала волна насилия на фоне полного игнорирования проблем черных, бедняков, всех цветных, в виде попыток протащить Поправки 8[91] и 187[92], отмены социальных пособий, фильма Дэвида Кроненберга «Автокатастрофа», покровительственного благодетеля человечества Дейва Эггерса[93], — я не произнес ни единого слова. Отмечая присутствующих, Фой никогда не называл меня по имени, а просто выкрикивал: «Продажная тварь!» Глядел мне в глаза с хитроватой отстраненной улыбкой, бормотал: «Здесь» — и ставил галочку напротив моего имени.

Фой сложил перед собой ладони домиком — универсальный сигнал, что сейчас самый умный из нас будет держать речь. Фой говорил торопливо и громко, и его эмоциональный напор нарастал с каждым произнесенным словом:

— Предлагаю требовать включения моей политкорректной версии «Гекльберри Финна» в школьную учебную программу. Это преступление, что целые поколения чернокожих выросли, так и не прочитав (тут он кивнул в сторону оригинала) это яркое произведение, жемчужину американской классики.

— Так чернокожих или черных?

Мы с Фоем оба оторопели оттого, что я вдруг заговорил впервые за много лет. Но я пришел с намерением выступить, так почему бы не разогреть голосовые связки? Я откусил кусок печенья и смело его проглотил.

— Как правильно сказать? Лично я не знаю.

Фой молча отпил свой капучино и промолчал. И он, и остальное стадо неместных принадлежали к подмножеству ужасных ликантропических[94] мыслителей, которых я прозвал «верниггерами». Днем они — эрудиты и урбанисты, но каждый лунный цикл, отчетный квартал и во время пересмотра преподавательского контракта у них начинает вырастать шерсть на загривке, они влезают в свои шубы в пол и норковые палантины, отращивают клыки и покидают свои башни из слоновой кости и переговорные и рыщут по отдаленным районам, где в полнолуние можно повыть за стаканчиком и послушать посредственные блюзы. Теперь же, когда у верниггера Фоя умалились если не богатство, то слава уж точно, у него остался единственный выбор — туманное болото в гетто под названием Диккенс. Обычно я стараюсь обходить верниггеров стороной. И вовсе не из страха, что они порвут меня на кусочки в интеллектуальном смысле, а из-за их слащавой настырности, когда они обращаются «брат такой-то» или «сестра такая-то» особенно к тем, кого терпеть не могут. Раньше, чтобы развеять скуку, я приводил на заседания Хомини. К тому же он говорил всю херню, о чем я думал. «И чего это вы, ниггеры, тут разговариваете как черные, глотая окончания в деепричастиях, а в своих коротких репликах на бесплатном телевидении вы, ублюдки, говорите как Келси Грэммер[95] с палкой в жопе». Но когда до Хомини дошли слухи, будто Фой Чешир потратил миллионы из своих гонораров на покупку самых расистских выпусков из кинонаследия «Пострелят», я попросил его больше не приходить на заседания. Потому что старик орал, топал ногами и театрально вопил: «Ниггер, куда ты подевал моих пострелят?!» Хомини клянется, что эти короткометражки — самая его большая гордость как актера. Если бы это было так, то простить Фоя, этого лицемерного хранителя черной идентичности, невозможно. Ведь своим поступком он отнял у человечества возможность любоваться лучшими образцами американского расизма на Blu-ray и со звуком «долби». Хотя всем известно, что история с Фоем, якобы скупившим расистские выпуски «Пострелят», — всего лишь городская легенда вроде того, что в канализации живут аллигаторы, а конфеты «Pop Rocks»[96] с газировкой смертельно опасны для здоровья.

Фой быстро нашелся с ответом и противопоставил моей наглости упаковку вкуснейших вафельных трубочек-канноли (мы оба брезговали дам-дамовской выпечкой).

— Это серьезно. Брат Марк Твен использовал в своей книге слово на букву «н» 219 раз, то есть по 0,68 раза на страницу.

— А по мне, Марк Твен сильно недобрал со словом «ниггер», — пробормотал я.