Продажная тварь

Еще один грустный парадокс из жизни афроамериканцев: любое заурядное и бессмысленное сборище называется «мероприятием». Только эти черные мероприятия никогда не начинаются по расписанию, так что почти невозможно откалибровать свой приход так, чтобы красиво опоздать, но и не пропустить все мероприятие целиком. Не желая тратить время на заслушивание протокола, я решил досмотреть дома игру «Рейдерс»[90] хотя бы до середины. После смерти отца наш клуб превратился в сборище из приезжих фанатов Фоя Чешира — черных представителей «среднего класса» и ученых, желающих хотя бы два раза в месяц прикоснуться к его сомнительной славе. А поскольку черная Америка чтит своих павших героев, было непонятно, что поражает собравшихся больше — жизнестойкость Фоя Чешира или его винтажный «Мерседес 300SL» 1956 года выпуска. Как бы то ни было, они собирались, надеясь поразить его своим глубоким пониманием социально незащищенного чернокожего населения, которое, если хоть на минуту снять расовые шоры с глаз, уже давно не черное, а по большей части латиноамериканское.

На встречи приходили те, кто приходил раз в две недели, споря с теми, кто приходил раз в два месяца, что означает «ежедвумесячно». В тот день я вошел в кафе как раз в момент раздачи экземпляров последнего выпуска «Тикера», где публиковалась обновленная статистика по Диккенсу. Стоя в глубине зала рядом с пончиками с черникой, я поднес газету к носу, вдыхая запах краски для ротатора, перед тем как начать ее читать. «Тикер» — общественное начинание моего отца: он придумал дизайн, как в «Биржевых сводках Доу-Джонса», только товары и голубые фишки заменил на социальные бедствия и угрозы. На одном графике кривая всегда неуклонно шла вверх (уровень безработицы, бедность, преступность и детская смертность), а на другом — обрушивалась вниз (уровень грамотности, образования, продолжительность жизни).

Фой Чешир стоял под часами. За последние десять лет он прибавил тридцать четыре килограмма, а так почти не изменился. Фой был не намного моложе Хомини, но даже еще не начал седеть, а на лице едва были заметны мимические морщины. За спиной Фоя висели два огромных фото в рамах, на одном красовалась корзинка с пухлыми и аппетитными пончиками — ничего общего со скукоженной и комковатой так называемой свежей выпечкой, выложенной на витрине и черствевшей буквально на глазах, на втором — цветной фотопортрет моего отца в галстуке с заколкой Американской психологической ассоциации и с прической, отретушированной до идеальной волнистости. Судя по серьезным лицам присутствующих, повестка дня была обширной, и дам-дамовцы перейдут к «второстепенным вопросам» нескоро.

Фой взял в руки две книжки и начал размахивать ими перед слушателями, словно фокусник. Бери-ка культуру, любую на выбор. Наконец он поднял вверх одну из книг и заговорил с торжественностью южного пастора-методиста, и это при том что сам он — с Беверли-Хиллз, через Гранд-Рапидс.

— Как-то вечером, — начал он, — я попытался прочитать своим внукам вот эту книгу, «Приключения Гекльберри Финна», но мы дошли только до шестой страницы, потому что там везде — слово на букву «н». Моим внукам восемь и десять лет, и хотя они самые умные и боевые ребята из всех детей, что я знаю, и умеют постоять за себя, но я понимал, что мои детки не готовы постичь «Гекльберри Финна» в том виде, в каком он существует сейчас. Поэтому я позволил себе переписать этот шедевр Марка Твена. Там, где встречается отвратительное слово на букву «н», я везде заменял его на «воин», а слово «раб» — на «чернокожий доброволец».

— Правильно, правильно! — закричали наперебой собравшиеся.

— Кроме того, я поправил речь Джима, немного перекроил сюжет и дал книге новое название: «Очищенные от бранных слов приключения, а также интеллектуально-духовные путешествия афроамериканца по имени Джим и его юного протеже, Белого Брата Гекльберри Финна, или В поисках утерянного родства с черной семьей».

Фой еще раз торжественно поднял книгу, чтобы все могли полюбоваться. Вижу я не очень, но, по-моему, на обложке был изображен Гекльберри Финн: он управлял плотом, несущимся по бурным водам Миссисипи, а капитан, то есть афроамериканец Джим, подбоченясь, стоял рядом. У Джима была козлиная бородка, он был худ и одет в спортивную куртку «Burberry», которую носил Фой.