Продажная тварь

Стиви Доусон, младший брат Марпессы, развернул меня за плечо и заключил в свои медвежьи объятия. За ним стоял Каз с покрасневшими глазами, на его физиономии играла счастливая пьяная улыбка. Еще бы, кореш Стиви вышел из тюрьмы! Я тоже был рад Стиви, лет десять как не виделись. Слава о нем ходила еще покруче, чем про Каза. Стиви не примыкал ни к какой банде: он был слишком безбашенным для «калек» или слишком наглым для «кровников». Стиви терпеть не может погонял, потому что настоящему крутому перцу погоняло ни к чему. Некоторые бандюки откликаются на свои имена, но когда ниггеры говорят «Стиви» — это все равно что китайский омофон. Местные все знают. В Калифорнии может быть только две тюремные ходки, а в третий раз, даже за незначительное правонарушение, светит пожизненное. Но какой-то арбитр отменил один фол, и Стиви вернулся в игру.

— Как ты оказался на свободе?

— Его Панаш вытащил, — ответил за друга Каз, дав мне отхлебнуть «Танкерея» с почти таким же противным вкусом, как диетическая грейпфрутовая газировка.

— Он что, выступал у вас со своим говенным концертом и вынес тебя в колонке?

— Нет, это все сила печатного слова. Между полицейскими комедиями и рекламой пива Панаш познакомился с несколькими важными белыми шишками. Пара писем — и вот он я. Условно-досрочно освобожденный мерзавец.

— На каких условиях?

— Что больше не попадусь, на каких еще.

В доме залаяла собака, на кухне раздвинули занавески, и на дорожку хлынул свет. Я дернулся, хотя нас было не видно.

— Да ты не бойся. Панаша нет дома.

— Я в курсе. Его никогда нет дома.

— Откуда знаешь? Что, опять преследуешь мою сестру?

— Кто там? — Это была Марпесса, спасла меня от неловкой ситуации.

Я беззвучно сказал Стиви, что меня нет.

— Да это мы тут с Казом.

— Быстро оба домой, пока ничего не натворили.

— Сейчас, секундочку.

В первый раз я увидел Стиви, когда они еще жили в Диккенсе. Перед их домом стоял лимузин. В гетто нечасто такое увидишь, если только это не школьный выпускной. Черный длинный «кадиллак» от мини-бара до заднего стекла был битком набит хулиганами — друганами Стиви: светло- и темнокожими, высокими и коренастыми, смышлеными и не очень. Потом, на протяжении нескольких лет, они пропадали — по одному, по двое, в самые кровавые дни — по трое. Ограбления банков, продуктовых фур. Убийства. У Стиви остались только Панаш и Король Каз. Они действительно дружили, но дружба имела обоюдовыгодный характер. Панаш и так не был петушилой, но Стиви создал ему уличную репутацию как рэпера. Успех Панаша напоминал Стиви, что все возможно — главное, привлечь на свою сторону нужных белых людей. В то время Панаш воображал себя сутенером. Конечно, он заставлял девушек делать для него всякие дела, но какой ниггер так не делал? Помню, как в гостиной, поедая Марпессу взглядом, он читал рэп, который потом стал его первой золотой записью. А Стиви тогда для него диджеил.

Три часа ночи мормоны завалились ко мне на хату
В тряпичных кроссовках и чувствуют себя хреновато.
Обещают спасение ниггеру! мне!
Что там курил Бригам Янг[153]

на своей луне?

Будь у Стиви девиз на латыни, он бы звучал так: Cogito, ergo Boogieum[154]. Я мыслю, следовательно, я джеймую.

— Какого тут стоит Марпессин автобус? — спросил я у Стиви.

— Ниггер, какого ты тут делаешь? — рявкнул он в ответ.

— Вот, я хотел оставить это для твоей сестры.

Я показал фото дерева сацума, которое Стиви вырвал из моих рук. Мне хотелось спросить, доходили до него или нет мои фрукты, которые я посылал ему все эти годы: папайю, киви, яблоки и голубику. Судя по его упругой коже, белизне глазных яблок, блеску волос, стянутых в «конский хвост», и вальяжности, с которой он оперся о мое плечо, — доходили.

— А она мне рассказывала про эти картинки.

— Она с ума сошла?

Стиви пожал плечами, уставясь на полароидный снимок.

— Автобус тут стоит, потому что они потеряли автобус Розы Паркс.

— Кто потерял автобус Розы Паркс?

— Белые, кто ж, блядь, еще? Я так понимаю, каждый февраль школьников таскают на экскурсии в музей Розы Паркс, а этот чертов автобус, где, как рассказывают детям, зародилось движение за гражданские права, на самом деле липовый, они типа притащили с какой-то бирмингемской свалки старый городской автобус. По крайней мере, так утверждает моя сестра.

— Я даже не знаю.

Каз сделал два глотка джина и заметил:

— Что значит «не знаешь»? Неужели ты думаешь, что после того, как Роза Паркс так вдарила по белой Америке, несколько белых реднеков будут лезть из кожи вон, чтобы сохранить оригинальный автобус? Это все равно как если бы «Селтикс»[155] повесили майку Мэджика Джонсона[156] на стропилах Бостон-гарден[157]? Короче, Марпесса считает, что идея со стикерами в автобусе — отличная. Заставляет ниггеров думать. Можно сказать, что она тобой гордится.

— Правда?