Продажные твари

— Да он в долги влез, а долг-то отдавать нужно, — рассудительно заметил собеседник и посплетничал, что с месяц назад невольно подслушал разговор этого Леонарда по мобильнику. — Я в машине копался, его поприветствовал, а тут у него мобила зазвонила, он в сторонку отошел, но слух-то у меня еще ничего: клялся кому-то, что деньги через неделю отдаст, до отпуска, а дальше уж будет отдавать как часы, а потом жаловаться стал на нерадивых работяг, тяп-ляп, говорит, строят, кирпич херово кладут, деньги дерут непомерно — словом, делился проблемами своими с тем, видать, человеком, кто деньги ему одолжил. Нашел у кого сочувствия искать! Значит, затеял все же чего-то за городом, ну да бог с ним, я не завидую, он малый-то неплохой, а если клиентов своих обдирает, то где сейчас честных-то найдешь?..

Паша попрощался, было уже поздно (собственно, остановился-то дорогу спросить, разговорились…), и поехал домой, по пути мысленно «стреляя картечью». Но «осколки» на этот раз летели кучно, норовя попасть в мишень под названием «деньги». Не в них ли, как чаще всего бывает, разгадка?

«На чьи шиши, например, молодой юрист Лейкинд дачу строит, «форды» приобретает, по дорогим Эмиратам семью возит, если сам в первом разговоре посетовал, что заработки их пока плевые, — спросил себя Паша. — У кого занял? Возможно, конечно, у родственников. Или кредит. А вдруг у коллеги? У Миклачева, например? Или у Голышевой? А у них откуда? Надо завтра же начать проверку. Городских нотариусов прочесать: юристы народ ушлый, дружба дружбой, а без расписки в долг больше рубля не дадут. Нет, безнадежно! Долговые расписки у нотариусов чаще всего не заверяют. Они и так действительны, в простой письменной форме. Так что с конторами — не прокатит. Но все равно: кажется, потянуло тепленьким. Да, и завтра же учесть такие варианты при повторных обысках в квартирах убитых. Смотреть внимательно все бумаги. Вдруг найдется простая долговая, незаверенная?..

Очень скромное по нынешним меркам двухэтажное брусовое строение общей площадью 130 квадратных метров на участке шесть соток было приобретено Дымковым в дачном поселке Ручейки на имя супруги тотчас, как переехали они в областной центр. Олег Олегович не колеблясь принял предложение соответствующего департамента, поскольку оно лишь при очень сильном, злом желании могло быть воспринято недоброжелателями как форма подкупа. Он мог бы при таких условиях безмятежно дать интервью любому хмырю-журналисту, штатному охотнику за компроматом в любом желтом издании. Во-первых, жить-то судье где-то надо. А домик — он вместо городской квартиры. Вместо, а не кроме. И размерами, мягко говоря, не потрясает. Во-вторых, честный полноценный аванс тридцать процентов и кредит на десять лет под двенадцать процентов годовых. Пускай с балансовой стоимости, а не с рыночной, пускай выходило в месяц совсем немного, но не бесплатно же, и все по закону. Предложили беспроцентный организовать, но Дымков отказался наотрез.

В этом домике Валерия Павловна жить привыкла, иного уже не представляла. Когда здорова была, ездила отсюда на работу в город, благо недалеко, час всего дороги, а когда Олег стал подвозить, так и в полчаса укладывалась. Но вот уж три года, как пришлось по болезни уволиться, оформить инвалидность, о чем в рекламной фирме, где она была юрисконсультом, искренне жалели. Олег подсказал небольшое частное издательство, выпускавшее, в том числе, и юридическую литературу. Только подсказал: о протекции и речи быть не могло, она и не просила. Она его ни о чем таком вообще никогда не просила. При всей любви и глубокой привязанности к ней, о которой знала и которою теперь только и жила, она не могла себе позволить ввергать его совесть и нравственность в подобного рода соблазны. Она понимала (тоже юрист, не наивная же девочка!), что иногда Дымков вынужден идти на компромиссы — иначе невозможно работать в Системе, частью которой ты являешься. Но понимала она также — давно и прекрасно! — почему они живут скромно, достаточно замкнуто и лишь в зарубежных турпоездках, какие позволял себе (и ей) муж, тратилось щедрее и безоглядней.

Ее это устраивало. Ее все устраивало. Ее не пугало и не смущало даже то, о чем она приказала себе не думать никогда: Олежек что-то прячет в подвале, она однажды, совершенно случайно, увидела — нет, скорее догадалась, спустившись в час ночи вниз, когда он думал, что она уже спит. Он что-то копал там, возился… Она так же тихо поднялась, он не слышал.

Это его дело. Ему решать. Лишь бы он рядом был, как всегда, и лишь бы почаще отступали боли и хвори, давая жить.

В издательство ее взяли на договор, и Валерия Павловна рада была хоть какой-то работе, соотносящейся с ее профессией и знаниями. Плюс деньги, пусть символические — не важно.

Это было через три дня после того, как в газетах появилась информация о трагической гибели Толика.