— Посмотрите-ка! — воскликнул первый лоцман, повернувшись к своим друзьям.— Эти жалкие попрошайки и прихлебатели уже здесь! Как вам это нравится?
— Нам это никак не нравится!— дружно ответили лоцманы, и в их глазах сверкнула угроза.
Прилипала вдруг оторвался от Юркиного костюма, и Юра понял, что сейчас произойдет нечто интересное. Прилипалы сбились в плотную группу.
— А вы — подонки! — взвизгнул самый крупный прилипала.
— Ах, так!— оскорбился первый лоцман.— А ну убирайтесь отсюда, и немедленно!
— Сами убирайтесь!— ответили прилипалы.
— Они не хотят убираться!— сказал первый лоцман своим друзьям.
— Не хотят — заставим! — крикнул кто-то из стаи.
— Ну, прилипалы, не хотели подобру, пеняйте на себя!
Лоцманы дружно бросились на прилипал. Преимущество в размерах не помогало прилипалам. Лоцманы дрались яростнее, а уж с их ловкостью ничто не могло сравниться. Вскоре перед ребятами все смешалось. Прилипалы и лоцманы превратились в пестрый мельтешащий клубок, из которого время от времени выскакивала рыбина с обрывком плавника в зубах, поспешно проглатывала его и тут же снова бросалась в драку. Драка была жестокой, и Юра, наблюдая ее, так увлекся, что не заметил, как Петя взялся за кинокамеру. Он услышал стрекотание, оглянулся. Молодец, Петя! Хорошие кадры получатся.
Азарт битвы начал понемногу остывать. Первыми не выдержали прилипалы. Бросились врассыпную. Победа осталась за лоцманами. В роли победителей они выглядели прямо-таки отвратительно: высокомерно ухмылялись, хвастались друг перед другом: «Ты видел, как я цапнул того хиляка?..» «А ты видел, как я наподдал тому длинному?..» Они торжествовали.
Первый лоцман ткнулся в Юркин гермошлем:
— Видал, как мы их?!
Юра насмешливо хмыкнул, чем сильно обидел лоцмана, ожидавшего самых высоких похвал.
— А теперь вы нам позволите плыть впереди вас?
— Пожалуй, нет!— ответил Юра.— Если вы затеяли драку, чтобы доставить нам удовольствие, то напрасно старались!
— А что это делает твой товарищ?— встревоженно спросил лоцман.
— Снимает фильм.
— Это для нас неопасно?
— Ничуть!— И добавил:— К сожалению!
— Я не знаю, что он там делает, но если это для нас неопасно, пусть!.. Ну, так договорились!
Юра хотел уже решительно отказать, но не успел придумать, в какую форму облечь отказ — в грубую или вежливую,— как лоцман напустил на себя многозначительный вид и сказал:
— Если не позволите нам плыть с вами, вы крепко пожалеете! Мы сегодня же наведем на вас акул!
— О, да ты шантажируешь!— Юра, возмущенный до глубины души, замахнулся копьем... Но не ударил. Передумал. Решил посмотреть, что же будет дальше.
— Ладно, мы берем вас!— сказал он, решив отделаться от них хитростью.
— Вот и хорошо,— самодовольно проворчал лоцман.— Нечего было упираться!
Стая мгновенно выстроилась впереди ребят.
Странная кавалькада проскользнула над склоном холма. Когда Юра останавливался, чтобы осмотреть нагромождения скал и камней, лоцманы нетерпеливо шевелили спинными плавниками.
— Ты что, никогда не видел камней? Зачем их так разглядываешь, если они несъедобны? Камни — камни и есть! — сердился лоцман- вожак.
Юра не отвечал. Спокойно занимался своим делом. Погода наверху была солнечная, тихая; видимость в прозрачной воде — превосходная. Подводный мир раскрывался во всем своем великолепии.
— На исходе дня мы подплывем к большому коралловому рифу. Там, перед глубокой нишей в скале, много всякой вкусной живности!— доложил лоцман.
Они обогнули длинный риф и оказались перед одинокой отвесной скалой. Юра извлек из ножен кинжал и начал отковыривать ракушки и водоросли. Надеялся, что это остатки стены,— очень уж похоже.
Лоцман возмутился не на шутку. Вместо того, чтобы наброситься на трепангов, этот странный человек интересуется камнями! «Клянусь животом, его место в акульей утробе!»— решил лоцман.
На свободных от водорослей песчаных полянках, точно дыни на баштане, лежали морские огурцы; между ними ползали трепанги, медленно передвигались морские звезды, было полно морских губок и ежей. Юра напомнил Пете об осторожности — здесь недолго и костюм изорвать. На камне, чуть в стороне, колыхались щупальца пышной бледно-розовой актинии. Юра миновал ее и очутился перед огромным морским огурцом. Почувствовав постороннего, огурец зашевелил иглами, поежился. Юра направил на него антенну логоформа, но разговор не состоялся. Огурец безмолвствовал. Неожиданно мальчишка ощутил сильнейшую апатию, исходившую от этой гигантской голотурии. Апатия была настолько ощутимой, что еще немного — и Юра сам свалится рядом с огурцом, станет таким же толстым и безобразным и не сможет уже подняться» до конца своих дней... Апатия обволакивала сознание, приглушала всякое желание двигаться и думать.