По знаку Кархародона стаи мелких акул, вроде суповых и песчаных, а также барракуды бросились на беззащитных калканов. Океан потемнел от крови. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Наверное, мы все были бы уничтожены, не будь Кархародон себе на уме. Когда тираны жестоки и глупы — это очень тяжело. Но тяжелее во сто крат, когда они жестоки и хитры. Кархародон, увидев, что нас осталась всего лишь одна треть, приказал остановить побоище, иначе некем будет управлять, не с кого будет брать ежедневную дань...
С этого дня океан стал для нас адом, а стоны — нашим утешением. Акулы и барракуды преследовали нас везде и всюду. Они высматривали тех, кто плохо, на их взгляд, ведет себя и тут же приканчивали. Мы пали духом. Наш вожак — всеми уважаемый старый калкан — временами впадал в глубокую меланхолию. «Калканы,— говорил он,— я слышу приближение новых бед. Смотрю я, как вы пугливо прячетесь в пещеры и прижимаетесь ко дну, стараясь остаться незамеченными, и диву даюсь: куда девалась ваша гордость, ваша любовь к свободе? Я уже стар, дни мои на исходе, и нет среди нас таких, кто мог бы поддерживать среди калканов дух мужества и надежды. Вы все больше опускаетесь. Наше племя перерождается на глазах. В сердцах калканов погасло пламя свободолюбия. Что же будет дальше?»
Что мы могли ответить своему мудрому старому вожаку? Что могли ответить ему существа, потерявшие веру в будущее! Мы уступили грубой и жестокой силе. Каждый день мы приносили в жертву своих близких. Но на этом наши беды не кончались. Барракуды и акулы каждый день врывались в наши стаи и опустошали их. Наша жизнь проходила под гнетом постоянного страха.
Однажды примчался молодой калкан. Принес тревожную весть. Барракуды потащили нашего старого вождя к Скалам Убегающего Солнца, где жил Кархародон и его приспешники. Мы переполошились. Послышались плач и причитания. Горячие головы призывали стряхнуть цепи страха, всем вместе ринуться к скалам и погибнуть вместе с вожаком. Все равно, говорили они, жизнь стала невыносимой. «Лучше умереть, чем дрожать, зарывшись в песок!» Осторожные успокаивали: «Это же безумие! Мы все погибнем, а какой прок?» Осторожные всегда так: чего-нибудь да боятся!
Горячие головы, собрав немало сторонников, бросились на выручку нашего вождя, но погибли, окруженные барракудами. Пас еще больше одолевали недобрые предчувствия. Морской петушок, как-то проплывая мимо, сказал, что над нашим вождем будет устроен суд.
Вечером нас навестила зубатка. Она высокомерно вплыла в середину стаи, по пути проглотила юного калкана и остановилась.
— Слушайте все! Я, личный глашатай великого Кархародона, говорить буду! Подлый калканий вожак, гнусный предатель-подстрекатель, будет казнен завтра на восходе солнца! Всем калканам быть к означенному сроку у Скал Убегающего Солнца! Ослушание карается смертью!
Едва рассвело, калканы в полном смятении столпились перед скалами. Нас окружили стаи живодеров. Куда ни посмотришь — злые глаза и острые зубы.
Появился Кархародон, окруженный прилипалами. Он окинул нас холодным взглядом:
— Рыбы! — сказал он (сказал так, что всем послышалось «рабы»).— С тех пор, как я стал вашим повелителем, я забыл, что такое спокойный сон и приятный аппетит. Целые дни провожу в заботах и хлопотах о вашем благе, не щадя зу... кха... кха... своего здоровья. Все стараюсь, чтобы каждый ваш день был сплошным праздником. Я очень крепко привязан к вам и не чаю в вас души. Эту привязанность разделяют и мои верные слуги — акулы, барракуды, мурены, морские черти и другие большие и малые хищники, мои активные помощники в многотрудном деле управления...
По, как мне доложили, моя самоотверженность кое-кому не по нутру. Кое-кто всячески желает калканам всяческого зла. Как вы думаете, кто же этот неблагодарный? Вы все хорошо знаете его. Это — отребье рыбьего рода — старый калкан. До-олго маскировался он под вашего верного друга и советчика, а на деле думал, как бы поскорее вас извести...
Кархародон сделал преднамеренную паузу... И что тут поднялось! «Смерть предателю!», «Позор калканам!», «Да здравствует наш великий и любимый Кархародон!» —кричали барракуды и акулы. По им мало было кричать самим. Они бросились в гущу калканов, требуя, чтобы они тоже славили Кархародона и проклинали своего вождя. Один калкан погиб, другой, третий... десятый. Остальные, обуянные страхом, начали кричать: «Смерть старому калкану!», «Да здравствует Кархародон!»
Кархародон взмахнул плавником. Барракуды бросились в пещеру и выволокли нашего бедного вождя, истерзанного, с оборванными плавниками, с вырванным глазом.
Калкана бросили к подножию скалы, на которой возлежал Кархародон. Тиран лениво взмахнул правым плавником, и меч-рыба, служившая палачом, пронзила калкана, пригвоздив его к песку. Наш вождь пытался что-то выкрикнуть, но другая меч-рыба добила его.
Этот случай совсем доконал нас, калканов. Дни потекли один горше другого. Печаль, тоска, безысходность и скорбь стали обычным состоянием нашего духа.