Проделки небожительницы

Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своем чистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.

Словно прочитав ее мысли, тетя Вася поправила пенсне, взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел на Немировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинается театр – с вешалки или с буфета, и провозгласила:

– Вы все здесь невероятно избалованы! Теплый ватерклозет развращает! Привыкнув к нему, человек скатывается в болото мелкобуржуазной изнеженности! – Выпив чашку крепкого горячего чая, она оживилась и принялась за старое.

Надежда, оставшись в этом вопросе при своем особом мнении, решила сменить тему.

– Тетя Вася, но вас же должны были вскоре реабилитировать… Или это называется как-то по-другому… Ну, после смерти Сталина?

– Вскоре?! – с пафосом повторила тетка. – Конечно, если пять лет – это вскоре! Я приехала в Нукус в пятьдесят втором году, а мое дело пересмотрели только в пятьдесят седьмом. Видимо, это дело было очень незначительное. До него долго не доходили руки.

– В пятьдесят седьмом? – переспросила Надежда. – Но почему же вы тогда не вернулись?

– Ха! – Тетка гордо закинула голову, и пенсне свалилось с ее носа, закачавшись на шелковой ленточке. – Я связалась с университетом. И поинтересовалась судьбой того доцента, чей донос послужил причиной моего ареста. Он был уже профессором и заведующим кафедрой. Как ты считаешь, могла я вернуться? Я предпочла остаться в Нукусе. Тем более что уже привыкла к тамошней жизни, а главное – наткнулась на интереснейшую научную тему.

В местном краеведческом музее хранились глиняные таблички, найденные при раскопках в начале века русским археологом Аргуновым. Фонд Аргунова пятьдесят лет стоял неразобранным – сам он умер от лихорадки в 1910 году. А никто из серьезных специалистов в Нукусе не бывал и не видел его находок. Бытовало мнение, что Аргунов раскапывал в Каракалпакии захоронения скифов или сарматов. Но я увидела эти таблички и не поверила своим глазам. Этот стиль ни с чем невозможно спутать – крылатые быки, драконы, рогатые рыбы, – настоящий ассирийский стиль! И я совершенно не удивилась, когда нашла на некоторых табличках ассирийские клинописные надписи. Это огромное открытие! Значит, влияние ассирийцев распространялось даже до степей Каракалпакии! Я написала об этом статью в «Вестник» Академии наук. Публикация произвела фурор, хотя Зайценогов – тот профессор, о котором я уже говорила, – пытался злопыхательствовать и поставить под сомнение мою научную квалификацию. Тем не менее меня приглашали в Москву и Ленинград, но я отказалась.

– Почему? – перебила Надежда тетку.

– Один раз мне уже пришлось полностью изменить свою жизнь. Васильевский остров я поменяла на Нукус не по своей воле, но еще раз все менять – не хочу! Буду жить в Нукусе до конца своих дней и продолжать исследование коллекции Аргунова.

– Но сейчас-то вы все-таки приехали! – не удержалась Надежда от шпильки.

– Я же тебе говорила, – начала тетя Вася с легким раздражением, – меня пригласили руководители Эрмитажа, а главное – мне просто необходимо сравнить таблички из коллекции барона Гагенау с аргуновскими. – И она ткнула пальцем в картинку на буклете.

– Тетя Вася, – ужаснулась Надежда, – неужели вы привезли из Нукуса всю его коллекцию?!

– Что ты, это очень маленькая ее часть! Я, конечно, хотела бы взять гораздо больше, но тогда пришлось бы заказывать железнодорожный контейнер, а у меня не хватило средств на его оплату.

Спектакль шел отлично. Зрители смеялись в нужных местах и даже хлопали по ходу пьесы, а не только в конце.

В последнем действии на Ольге был мужской костюм – черный бархатный камзол, кюлоты, а под камзолом – белоснежная батистовая рубашка с кружевами. Парика не было – ее собственные волосы как раз были нужной длины. По пьесе героине полагалось переодеться в юношу, и Ольга с удовольствием играла мальчишку – она имитировала походку, чуть сутулилась и загребала ногами, делала это чуть нарочито, потому что зрители знали, что она – не мальчик, а ее возлюбленный по пьесе – якобы нет. Когда она в качестве кавалера танцевала с очень богатой и глупой дамой, кто-то из зрителей даже крикнул: «Браво!»

Все кончилось хорошо, как во всех комедиях Гольдони.

Зал хлопал, актеры вышли кланяться. Ольге полагалось за короткое время быстренько переодеться в шикарное длинное белое платье с серебристым отливом и принимать аплодисменты зрителей уже в туалете невесты, при полном, так сказать, параде.

Она стремглав бросилась в свою гримерную, чтобы успеть – на все про все выходило у нее пять минут. За сценой никого не оказалось, у них вообще была маленькая труппа, так что все артисты раскланивались, осветитель – он же рабочий сцены, сидел в своей будке. Режиссер же вышел на поклоны вместе с артистами.

У дверей гримерной навстречу Ольге шагнул молодой человек с огромным букетом роз в руках.

– Простите, я из газеты, хотел взять у вас интервью…

– Вы с ума сошли! – крикнула Ольга. – Мне же нужно на сцену! После, после…