Продолжение легенды

– Пусть все видят, какая у меня молодая красивая любовница! – поддразнил её Ретт и громко обратился к портье. – Если будут спрашивать мою супругу, проводите их в наш номер.

– Хорошо, сэр, – ответил невозмутимый портье.

В номере ей и вовсе стало не по себе от того, что неизбежно должно было произойти. Она боялась близости, боялась опять забеременеть, но еще больше боялась потерять Ретта.

На столе стояла хрустальная ваза с красными и белыми камелиями. Погладив атласные лепестки, она задумалась, случайно ли, что именно эти цветы украшают комнату. Она чувствовала, что он наблюдает за ней, как и тогда, стоя у неё за спиной. Потом его руки сомкнулись на ее талии, она чуть приклонила голову к его плечу, и он коснулся своей щекой её лица.

– Камелия, судьба свела нас снова, может пора соединить наши руки?

– О чем вы, Ретт? – улыбнулась она, сделав вид, что ничего не понимает.

Он снял с нее меховую накидку, расстегнул колье и показал выгравированную надпись: Рим, 1875.

Никогда еще так не блестели глаза Ретта, Скарлетт почувствовала ревность к Камелии.

Она достала из блестящей бальной сумочки тончайшую кружевную перчатку и протянула ему. Он не ожидал, что залог их любви окажется при ней. Ведь она не знала, что встретит его в Лондоне. Она тоже была удивлена, когда он извлек из нагрудного кармана вторую перчатку.

– Я не расстаюсь с нею никогда.

– Хорошо, пусть будут вместе, хотя бы сегодня, – согласилась Скарлетт.

– Вы не уверены, что они всегда будут вместе?

– Не пожалеете потом? – спросила она. – Вы же не из тех, кто терпеливо собирает обломки.

– Как вы помните, я был и не из тех, кто женится, – улыбнулся Ретт.

Он обнял ее и поцеловал. Губы, как всегда, опалило жаром, в глазах потемнело – как бы ни было страшно, но ей не устоять перед его ласками. Он единственный мужчина на свете, который может склонить ее к близости, по крайней мере ей так казалось…

Анри, придя вечером в свой отель, зашел к Джаннине и протянул записку с адресом.

– Что случилось? – не поняла она.

– Приехал муж, отвези ей все необходимое, не будет же она утром возвращаться сюда в бальном платье.

– А ты куда собрался?

– Я принял приглашение своего друга, сэра Бартона, посетить его усадьбу. Оставаться здесь выше моих сил. Вернусь дня через три, может через неделю. Она вряд ли сейчас вспомнит о моем существовании, совсем голову потеряла, как его увидела, – злился Анри.

Джаннина впервые видела его таким, ей было и смешно, что он сердится, и грустно. Такой добрый славный мальчик, она полюбила его, как и Скарлетт, они оба стали для нее родными детьми.

– Анри, когда-то ведь она все равно уедет к мужу, надо смириться с этим, – взывала она не раз к его разуму, но юноша ничего не хотел слышать.

Не зная, как утешить беднягу, она специально приблизила к дому Адриену. Деревенская девочка, конечно, не заменит графиню, но хоть ему будет не так одиноко. В том, что Скарлетт уедет, Джаннина не сомневалась с тех пор, как увидела Батлера.

XVI

Викторианская эпоха – золотой век Англии, ее превосходства и в колониальных захватах, и в развитии промышленности. В этот период не было крупных войн, страна покрылась сетью железных дорог. Неторопливый цокот лошадиных копыт сменился монотонным перестуком стальных колес. Железная дорога стала любимым транспортом королевы, позволив ей преодолевать расстояние между Лондоном и Виндзором менее чем за час, в то время как раньше уходило несколько часов по пыльной дороге. Открытие золотых приисков в колониях Австралии и Северной Америки еще более укрепило положение Англии. Именно вопросы добычи золота заставили Батлера задержаться в столице.

Правительство Великобритании уже второй раз с 1874 возглавлял Бенджамин Дизраэли, который никогда не был щепетилен в выборе средств для достижения своих целей. Пытаясь быстро разбогатеть, он занимался спекуляциями на бирже, пускался в авантюры, плачевные итоги которых давали о себе знать на протяжении всей его последующей жизни. Однако это не помешало ему выгодно жениться на Мэри Энн Эванс, которая владела большим состоянием, стать премьер-министром, не принадлежа к знатным аристократическим фамилиям Англии, и остаться в ее истории одной из наиболее выдающихся политических фигур. В отличие от своего предшественника Гладстона, который сомневался в склонности женщин к делам государственным и позволял себе разговаривать с королевой несколько свысока, Дизраэли сумел установить с ней очень дружеские отношения. Настоящий поэт, романтик уважал в ней женщину, льстил ей, флиртовал с нею, делился слухами и умел рассмешить. При этом он мог использовать их дружбу в политических целях, но был предан ей, не меньше, чем Джон Браун, простой шотландец, посвятивший свою жизнь служению госпоже.